Она не была уверена, здесь ли она ещё.
Прошло около часа, в течение которого Отец задумчиво разглядывал её и сказал задумчиво дважды: неужели не выдержит?
Еще через полчаса она уже сидела, прихлёбывая чай с лимоном.
— Ну что, поняла теперь, как гнойный мир сей скроен? — с каким-то неуместным пафосом спросил Отец, наклоняя голову.
— Поняла, батюшко, — отвечала Наталья, скалясь по-детски, до заголения дёсен.
— Поняла, зачем я уморил детей цианидом?
— Поняла, поняла, — кивала Наташа. Соглашалась.
— Поняла, кто такой был Кузьма, и почему без него я не смог бы завершить начатое?
— И с этим ясно… а как же…
— А что Пантелеймон нам был необходим, конкретно осознала?
— Вполне конкретно. До самого клитора.
— Поняла ли зачем у чабана заусенцы?
— С неебической силой поняла, батюшко.
— Вникла ли ты в суть иерархической структуры белка?
— С особым благоговением, батюшко.
— Тогда расскажи мне, что следует сделать нам?
— Нам следует слиться в экстазе соитья! — Наталья похотливо вильнула туловищем.
— Для чего, сука, скажи мне, — нащупывала уже дорогу головка Карло.
— Чтобы зачать Сверхбуратино, и вписать себя в вечность! — с радостью откликалась Наталья, насаживаясь на него оголённой промежностью.
И пошла у них свистопляска, да какая: только ветки за окном шумели, да крышка на кастрюле дребезжала.
Но не дала отцу завершиться Наталья, сломав резким рывком таза и засосав предварительно мускулистым отверстием, хуй его.
Треснул хуй словно молодое деревце.
Къ!..
…И закричал Отец неистово!
Но брала Наталья с полки нож, острый как бритва, и обрезала отцов корень под основание, не выпуская из объятий влагалища своего.
И выл Отец, и бился в конвульсиях.
И победно вставала на сереющее лицо его — попирая ступнёй его — Наталья, и по длинным ногами её текла кровь — и от крови стал паркет скользким, словно его намылили.
Силы покидали отца стремительно: он словно бы одолжил у смерти некоторое время на раскачку — и вот теперь косая пришла получить своё сторицей. Вскоре он затих, лишь изредка подрагивая в коротких замыканиях агональных конвульсий.
И расслабляла мышцы Наталья, и вынимала с хлюпаньем гениталии Карло из влагалища своего, и приговаривала, держа перед глазами:
— Так вот ты каков, золотой ключик…
Outro
И отмыкала Наталья золотым ключиком створы темницы, где стерегли санитары Болислава Гряго с Витькой Щорсом.
Ай, рула-рула-рула!
И выходили Витька с Болиславом на волю.
И славил боль Болислав.
И туго входила заточка Виктора.
Ветер выл в поле, хэй-го, хэй-го…
Пришёл и ушёл: ты пришёл и ушёл, и больше тебя среди нас нет! нет! нет… эти маленькие лёгкие нет давались им тяжелее всего.
Но раскаляла на пламени Наталья золотой ключик, и вонзала жало — нет — в сердцевину, — и расплетались косы Вечности, и в небо уходил Дуремар.
И просторнее становилось вокруг, значительно просторнее.
Новое Солнце всходило по утрам, по белым утрам, по зимним.
И выходила из бани на первый снег Наталья голой, и несла перед собой золотой ключ.
И бежали во след ей Виктор и Болислав, размахивая органами твёрдыми.
И сожалела Наталья, что не в состоянии понять сокровенного, а к фальшивому привыкла, что не замечает.
Но фальшивое есть в каждом: вот неувязочка, потому что этот мир состоит из фальши, и ото всюду глядел на неё деревянный человек, шепча на ухо:
— Отвернись!
— Отвернись!
— Отвернись!
И проклинала день своего рождения Наталья, и отдавалась Болиславу и Виктору на снежной полянке, и текла от стыда, и кричала:
— Отъебите меня как блядь! как блядь отъебите!
И входили в неё хуи Болислава и Виктора, и входил хуй Болислава во влагалище её, а Виктора хуй входил в дырку заднюю. И глубоко в горле её клокотал золотой ключ.
Всеми силами похоти распаляла себя святая троица, желая троекратным оргазмом оплодотворить землю.
Избавить землю от гнилых ублюдков человеческих и постепенно населить её новыми существами, лучащимися энергией, как юношеские акварели.
Ай, рула-рула-рула!
Но заглядывал Наталье в глаза человек деревянный, и приближавшийся оргазм затухал, как тухнет спичка на ветру.
АД! — лаял ей на ухо деревянный, — и только ключик золотой эякулировал в горле её, и расцветала она, и лучилась добротою вязкой.
И поняла она что МАТЬ.
И принесла детям своим гостинцы.
Крупные чипсы Болиславу Гряго и ароматный калач Витьке.
И кусали мужчины еду, и радовались плодотворно.
Ай, рула-рула-рула!
И ссала струёю горячей Наталья, и лакали мочу её довольные самцы, потому что любили бесплатно.
И теперь оно перед вами: так вздрочните же!
Ай, рула-рула…
