Ирина Волчок
Рассказы
Над нашей лавочкой сирень качается
— Свет, — ворковала Нинка. — Светочка, ну что тебе стоит? Ну сходи, будь другом, один раз, честное слово! А? Он такой интересный…
— Отстань, — как можно тверже сказала Света. — Сама иди, раз он такой интересный.
— Я не могу, — проникновенно зашептала Нинка. — Павлик позвонил! Представляешь? Сам! К Сысоевым зовет! Прямо сейчас!
— Твой Павлик — придурок, — брезгливо сказала Света. — И Сысоевы его — такие же.
— Ну и что? — искренне удивилась Нинка. — Зато у них знаешь какие люди бывают? У них даже с дипломатом можно познакомиться!
— Ага, — ехидно перебила Света. — Знакомишься со всеми подряд, а мне на свидания ходить.
— В последний раз! — горячо заверила Нинка. — Никогда больше не попрошу! Честное слово! А Павлик тебе что-нибудь Стругацких достанет… А?
Света вздохнула и с сомнением посмотрела на сестру. В последнее время они стали заметно отличаться друг от друга, и выдавать себя за Нинку становилось все труднее. Нинка поняла ее взгляд и обрадовано затарахтела:
— Да мы только вчера познакомились! Мы с девками из кино шли, в одиннадцать, темно уже было, он и не разглядел меня толком!
— А рост? — уныло напомнила Света, уже сдаваясь.
— Да я на каблуках была!
— А волосы?
— Скажешь — покрасилась.
— А голос?
— Между прочим, у нас голоса похожи, — скрипуче заявила Нинка. — Ты, главное, не смейся. И вообще не обязательно много разговаривать.
Света поморщилась. Это уж точно, стоит заговорить — и тут же расшифруют. Когда-нибудь нарвется она на неприятности из-за этой дуры. Но Стругацкие — это достойная плата.
— Ты хоть знаешь, кто он такой?
Нинка замешкалась с ответом, глядя в зеркало, делала вид, что поглощена макияжем, а сама напряженно вспоминала, наморщив лоб и открыв рот. Ну-ну.
— Юрий Борисович! — наконец сказала она. — Да, его зовут Юрий Борисович. Фамилию не помню, но какая-то красивая. Девятнадцать лет. Радист. Спортсмен.
— Спортсмен? — неприятно поразилась Света. — Не пойду.
— Да он любитель, — засуетилась Нинка. — Просто так занимается, для здоровья. Никаких разрядов… Если только по шахматам? Вроде он о шахматах говорил. Свет, сходи, а? Он уже почти двадцать минут ждет.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Света.
Нинка выглянула в окно и довольно хмыкнула:
— Видишь, на лавочке, спиной к нам? Стриженый и с плечами.
Стриженый с плечами сидел не шелохнувшись, и было в его позе такое спокойное терпение…
— А на какое имя отзываться? — хмуро спросила Света.
— Так я сказала, что меня Светланой зовут. — Нинка невинно хлопнула ресницами и с надеждой посмотрела на Свету. — Может, накрасишься, а? Чуть-чуть… Только глаза и губы… Нет? Ну, хоть черные очки надень, что ли.
Света подходила к лавочке с противным чувством вины за то, что опоздала. Хотя вообще при чем тут она? Все, в последний раз. Она обошла лавочку, остановилась перед сидящим на ней парнем и сказала:
— Здравствуйте, Юрий Борисович.
И тут же забыла о нем. Потому что рядом с ним на лавочке лежала большая семиструнная гитара, а на ней — роскошный том Стругацких: «Трудно быть богом», «Хищные вещи века» и «Попытка к бегству» под одной обложкой. «Попытку к бегству» она еще не читала.
— Светочка. — Парень встал и оказался на голову выше нее. — Я уже не надеялся, что ты придешь.
— Я… э-э-э… нечаянно, — подражая Светкиной интонации, сказала Света, слегка отворачиваясь, чтобы скрыть лицо. — То есть я хочу сказать — опоздала нечаянно. Так получилось.
— Ну да, я понимаю. — Парень взял со скамейки книгу и гитару, гитару закинул за спину, книгу зажал в правой руке, а левой слегка обнял Свету за плечи. — Куда пойдем?
Света осторожно выскользнула из-под его руки и шагнула чуть в сторону. Бабник. И с кем хоть Нинка все время знакомится?
— Тебе сколько лет? — неожиданно спросил парень.
— Семнадцать, — сказала она. Подумала и добавила: — С половиной. А что?
— А старшая сестра у тебя есть?
— Нет, старшей нет, — с некоторым облегчением ответила Света. Нинка была на полтора года младше, так что врать пока не приходилось.
— А что у тебя с волосами? — вкрадчиво спросил он.
Ну вот, началось. А почему это у тебя такие большие уши…
— Отрастила, — хмуро буркнула Света. — То есть покрасила. Ну так куда мы идем?
Прием сработал — парень отвлекся от обсуждения цвета ее волос.
— В парк, — сказал он. — У меня там лавочка есть, можно сказать — личная. Много тени и цветов. Сейчас увидишь.
Они прошли дворами пятиэтажек, потом каким-то переулком мимо длинной кирпичной стены и вышли к речке, на высокий берег, густо застроенный старыми частными домишками, окруженными такими же старыми, непроходимыми садами. Сады плавно переходили в небольшой полуодичавший парк, и в глубине этого парка было что-то вроде беседки — десяток тонких длинных столбиков, врытых в землю полукругом, увитых плющом, а вокруг — заросли пионов, шиповника, мелких белых роз, ирисов, календулы и еще чего- то. В беседке стоял старый деревянный диван с вычурной резной спинкой с остатками темного лака и отполированным добела изящно вогнутым сиденьем.
— Вот моя лавочка, — с нескрываемой гордостью сказал парень. — Здорово, да?
Совсем мальчишка, — снисходительно подумала Света и сказала:
— Правда здорово. А почему вас по имени-отчеству зовут?
— Никто не зовет, — удивился он. — Меня все зовут Сокол. Это у меня фамилия такая. Давай посидим, поговорим, пообщаемся.
Вообще-то ей не очень хотелось с ним общаться. Она еще не поняла, нравится он ей или нет. Стругацкие, которых он бросил на лавку рядом с собой, — те нравились. Света вздохнула и села рядом с книгой.
Странно, но она вспомнила, что пора домой, только тогда, когда стало совсем темно. Несколько часов они просидели, говоря ни о чем, по очереди беря в руки гитару, наигрывая знакомые обоим мелодии, потом опять о чем-то говорили. И ей не было скучно. Не сказать, чтобы весело, но хорошо. Спокойно как-то. Уютно.
— Держись за меня, — сказал Сокол, пробираясь сквозь кусты. — Здесь черт ногу сломи. Давай руку.
И когда они вышли на ярко освещенную улицу, он не выпустил ее руку, так и вел до самого дома. У подъезда остановился, наклонился и вдруг быстро и легко чмокнул ее в кончик носа.
