— Хоть убей, я все равно не понимаю, зачем ты бросил пятисотку из окна, — помотал головой Вадик.
— Когда я увидел, что Мирона повязали, позвонил Кристине, чтобы сказать ей об этом. А она попросила приехать: мол, не телефонный это разговор. Я, как последний лох, попался на ее уловку, примчался к ней домой, а она меня заперла в четырех стенах, сказала, что не выпустит, пока с Мироном не встретится.
— Почему?
— Боялась, что меня менты тоже поймают и я им расскажу про нее и про станок, на котором она бабки шлепает. Подделка и сбыт денежных знаков — это, браток, дело серьезное. За это в тюрягу упекут всерьез и надолго. А ведь Кристину-то ни в чем не подозревают, о ней менты до сих пор ничего не знают. Всю черную работу делали Мирон и я, а она только руководила и делила бабки. Вот она и заволновалась, что меня повяжут и я во всем признаюсь.
— И ты решил вызвать Службу спасения, чтобы они взломали железную дверь и освободили тебя? — спросил Вадик.
— Ну да. А сам я позвонить не мог, потому что эта хитрая девка, Кристина, когда ушла, трубку радиотелефона с собой прихватила.
— А куда она ушла, ты не знал?
— Утром по ящику и по радио объявили, что Мирон сбежал. Я думаю, что он позвонил ей и договорился о встрече. И все было бы ништяк, если бы твой приятель не стал со мной спорить. Вызвал бы он Службу спасения и спокойно пошел бы домой чай с тортом пить. А вместо этого он, упрямый пень, сказал, что вызовет милицию. И как только он это сказал, вернулась Кристина. Что ей оставалось делать? Она навела на него пистолет, заперла вместе со мной в квартире, а потом вызвала Мирона, чтобы он помог от нас избавиться, ведь мы свидетели, особенно я.
— Так что же с Пузырем?!
— Кристина созвонилась с Мироном и велела ему подъехать к подъезду, но из машины не выходить, чтобы не засветиться. Потом достала свою пушку, вывела нас из подъезда и впихнула в машину к Мирону. Я вообще-то по жизни не трус, но, честно тебе скажу, малость струхнул, когда она на меня пистолет наставила и предупредила, что выстрелит, если я попытаюсь убежать. Я как в ее глаза посмотрел, сразу понял, что она сдержит свое слово и нажмет на курок — она чумовая девка, она смогла бы. Короче, впихнула нас в машину, но сама не поехала, видать, опасалась, что ее увидят в одной машине со мной и с Мироном, ведь мы-то с ним уже, считай, подозреваемые, а она, типа, ни при чем и нас первый раз видит. А потом Мирон повез нас к гаражам. Ну я-то пацан увертливый, сбежал, как только Мирон поднял блокираторы на дверях и выволок нас из машины. А твой толстый дружок, по-моему, тогда круто в штаны наложил. Короче, я убежал, а что с ним стало — не знаю. — Паша Блин достал из пачки сигарету, закурил и, покашляв, спросил: — Как ты думаешь, для чего я тебе все это рассказал?
— Ясно, для чего, — вздохнул Вадик. — Хочешь, чтобы я сказал тебе шифр и номер ячейки, в которой чемодан с деньгами лежит.
— Правильно мыслишь, — кивнул Паша. — Ты отдашь мне деньги, а я обменяю твоего приятеля на матрицу.
— На какую матрицу? — не понял Вадик.
Паша сунул руку под сиденье и достал завернутый в масляную тряпицу продолговатый тяжелый цилиндрический предмет, напоминающий большую скалку. Сняв с цилиндра тряпку, Паша несколько раз ударил им по своей ладони.
— Узнаешь этот звук? Утром я тебя этой железякой по руке ударил, — ухмыльнулся Паша и объяснил: — Это матрица, клише. Самая важная часть в механизме, который шлепает деньги. Можно достать специальную бумагу, можно раздобыть специальную краску, но без этой штуковины ничего не получится. Это как бы печать, которая штампует деньги. Я подслушал, что Кристина потратила целый год, чтобы вырезать на металле эту матрицу, она ведь училась на художницу по металлу. В общем, она собирается уехать из Москвы, но не уедет до тех пор, пока не вернет себе это клише. Предлагаю обмен: ты отдаешь мне деньги, я отдаю Кристине матрицу, а она отпускает твоего друга.
— Согласен. Но я слышал, как Кристина говорила по телефону, что никуда не поедет без Петра. Может, ты ошибся, может быть, ей нужен Петр, а не эта матрица.
— Ну, братан, ты полный валенок. С тобой разговаривать — мучение. Ты когда-нибудь смотрел кино про дореволюционную жизнь? Вспомни, как в то время называли сто рублей?
— Катя, — вспомнил Вадик, — потому что на сторублевке была изображена императрица Екатерина. А на наших пятисотках — Петр Первый, — догадался Ситников. — Поэтому пятьсот рублей называют Петром?
— Или Петей. Ведь не станет же Кристина говорить по телефону открытым текстом, мол, привези мне чемодан с пятисотками.
— Кстати, о чемодане. Почему ты не взял его, когда пришел за матрицей? Чемодан, конечно, очень тяжелый, но ты мог попросить Толяна и Коляна, они бы тебе помогли.
— Ага, как же, помогут они… до кладбища добраться, — проворчал Паша. — Я им не доверяю — деньги возьмут и смоются. Я им плачу понемногу, чтобы защищали меня от бомжей на свалке, а про фальшивые деньги они ничего не знают. А чемодан я из-за тебя не взял. Поверил, что наверху действительно засада. А когда выбежал из дома, то чуть не шлепнулся от неожиданности — прямо навстречу мне Мирон в своем джипе едет. Короче, оказался я между двух огней. Ха-ха, Мирон приехал в Сергиев Посад, чтобы забрать матрицу и чемодан с деньгами, а мы там уже все подчистили. Во прикол! Они с Кристиной, небось, до сих пор не знают, что делать. — Блин затянулся сигаретой и снова закашлялся. — Ты учти, когда будем производить обмен, ты мне весь чемодан не приноси. Принеси только деньги, а бумагу можешь оставить. И еще учти: Кристина никогда не признается, что печатала фальшивые бабки, она будет разговаривать только со мной, потому что я пацан проверенный и потому что у меня у самого рыло в пушку и мне с ментами не по пути. Так что не вздумай предлагать ей чемодан с бумагой, иначе спугнешь ее и все испортишь. — Паша открыл дверь и позвал своих телохранителей: — Колян, Толян, идите сюда! Надо в Москву сгонять!
Один из близнецов сел на место водителя, второй устроился на другом переднем сиденье, и все четверо поехали в Москву.
Эпилог
По пути от свалки к дому Кристины Блин велел Коляну остановить машину возле площади перед Ярославским вокзалом. Он вышел из микроавтобуса, позвал Вадика, и они без свидетелей условились о новой встрече. Затем он сел обратно в «Газель» и поехал договариваться с Кристиной, а Вадик пошел к камерам хранения.
Ситников купил два непрозрачных полиэтиленовых пакета, зашел в помещение, где находились ряды ячеек, и, бросив в щель автомата жетон, набрал номер и открыл камеру. Чтобы не привлекать внимания дежурного милиционера, Вадик не стал вынимать тяжелый чемодан из ячейки, а просто открыл его и переложил деньги в пакеты.
Обмен состоялся на пустыре возле гаражей, недалеко от дома, в котором жил Вадик. Паша Блин явился на встречу один, без близнецов-телохранителей; он волновался и от этого много курил, часто затягивался и все время оглядывался по сторонам, словно ждал подвоха.
— Ну как? — спросил Вадик. — Договорился с Кристиной?
— Она просила передать тебе, чтобы ты забыл ее имя и вообще все, что произошло с этими долбаными деньгами. Это не угроза, это предупреждение для пользы твоего языка.
— Передай ей привет и спасибо за предупреждение, — сказал Вадик.
— Нет, все-таки ты точно долбанутый. Неужели ты думаешь, что после всего, что произошло, она сидит дома и ждет от тебя привета? Она сейчас на всех парах улепетывает в тьмутаракань, на край света, в тайгу, в джунгли, к чертям собачьим, забивается в такую гнилую нору, где ее никакая собака не сможет
