оправдываемым именем «всемирного языка», ни один не решал больше одной из упомянутых задач, да и то только отчасти. (Кроме упомянутых трёх главных задач, приходилось, разумеется, ещё решать много других, но о них, как о несущественных, я не буду здесь распространяться. Прежде чем перейти к изложению того, как я решил упомянутые мною задачи, я должен просить читателя остановиться немного над значением этих задач и не отнестись слишком легко к моим способам решений единственно потому, что они покажутся ему, может быть, слишком простыми. Я прошу это потому, что знаю склонность большинства людей относиться к делу с тем бо?льшим благоговением, чем оно более замысловато, объёмисто и трудно переваримо. Такие лица, увидев крошечный учебник с простейшими, всякому легко доступными правилами, могут отнестись к делу с каким-то пренебрежением, между тем как именно достижение этой простоты и краткости, приведение всякой вещи из запутанных форм, давших ей начало, к самым лёгким — составляло самую трудную часть работы).
Первую задачу я решил следующим образом:
a) Я упростил до невероятности грамматику и притом с одной стороны в духе существующих живых языков, чтобы она могла быть легко усвоена, а с другой — нисколько не лишая этим языка ясности, точности и гибкости. Всю грамматику моего языка можно отлично изучить в продолжение одного часа. Огромное облегчение, которое получает язык от такой грамматики, ясно для каждого.
b) Я создал правила для словообразования и этим ввёл огромную экономию в количестве слов для изучения, не только не лишая этим языка богатства, но напротив, делая его, благодаря возможности создавать из одного слова много других и выражать всевозможные оттенки понятий — богаче самых богатых живых языков. Этого я достиг введением различных приставок и вставок, с помощью которых из одного слова каждый может образовать различные другие слова, не имея надобности изучать их. (Для удобства этим приставкам и вставкам дано значение самостоятельных слов, и как таковые они помещены в словаре). Например:
1) Приставка mal означает прямую противоположность понятия; следовательно, зная слово «добрый» (bon|a мы уже сами можем образовать слово «злой» (mal|bon|a), и существование отдельного слова для понятия «злой» уже является лишним; alt|a высокий — mal|alt|a низкий; estim|i уважать — mal|estim|i презирать и т. п. Следовательно, изучив одно слово mal, мы уже освобождены от изучения огромного ряда слов, как напр., «твёрдый» (зная «мягкий»), «холодный», «старый», «грязный», «далёкий», «бедный», «мрак», «позор», «внизу», «ненавидеть», «проклинать» и т. д. и т. д.
2) Вставка in означает женский пол; следовательно, зная «брат» (frat|o) мы уже сами можем образовать «сестра» (frat|in| o); отец patr|o — мать patr|in|o. Следовательно уже излишни слова «бабушка», «дочь», «невеста», «девушка», «курица», «корова» и т. д.
3) Вставка il —орудие для данного действия. Нпр., tranc| i резать — tranc|il|o нож; излишни «гребень», «топор», «колокол», «плуг», «коньки» и т. д.
4) И тому подобные (около 50).
Кроме того, я поставил общим правилом, что все слова, уже успевшие сделаться интернациональными (т. е. так называемые «иностранные» слова) остаются в интернациональном языке не изменёнными, принимая только интернациональную орфографию; таким образом, огромное количество слов становится лишним для изучения; таковы напр., «локомотив», «редакция», «телеграф», «нерв», «температура», «центр», «форма», «публика», «платина», «ботаника», «фигура», «вагон», «комедия», «эксплуатировать», « декламировать», «адвокат», «доктор», «театр» и т. д. и т. д.
Благодаря приведённым правилам и ещё некоторым сторонам языка, о которых я считаю лишним здесь распространяться, — язык делается чрезвычайно лёгким, и весь труд его изучения сводится к изучению около 900 слов (считая уже в этом числе и все грамматические окончания, приставки и вставки), из которых по определённым правилам без особенных способностей и напряжения ума можно образовать все слова, выражения и обороты, необходимые в обыденной жизни. (Впрочем, и эти 900 слов, как видно будет ниже, так подобраны, что изучение их для мало-мальски образованного человека представляется чрезвычайно лёгким). Изучение этого звучного, богатого и понятного для всего мира (причины см. ниже) языка требует, таким образом, не целого ряда лет, как при других языках, — для изучения его вполне достаточно нескольких дней[1].
Вторую задачу я решил следующим образом:
а) Я ввёл полное расчленение понятий на самостоятельные слова, так что весь язык вместо слов в различных грамматических формах состоит только из одних неизменяемых слов. Если вы возьмёте сочинение, написанное на моём языке, то вы найдёте, что там всякое слово всегда и только находится в одной постоянной форме — в той именно, в какой оно помещено в словаре. Различные же грамматические формы, взаимные отношения между словами и т. п. выражаются сочетанием неизменяемых слов. Но так как подобный строй языка европейским народам совершенно чужд, и им было бы трудно свыкнуться с ним, то я вполне приноровил эту членораздельность языка к духу европейских языков, так что, кто изучает мой язык по учебнику, не прочитав раньше предисловия (которое для изучающего совершенно не нужно), — тот не догадается даже, что строй этого языка чем-либо отличается от строя его родного языка. Так, например, происхождение слова frat|in|o, которое в действительности состоит из трёх слов frat (брат), in (женщина, самка), o (то, что есть, существует) (= то-что-есть-женщина-брат = сестра), — учебник объясняет следующим образом: брат = frat; но так как всякое существительное в именительном падеже кончается на о — следовательно, frat|o; для образования женского пола того же понятия вставляется словцо in; следовательно, сестра — frat|in|o; чёрточки же пишутся потому, что грамматика требует помещения их между отдельными составными частями слова. Таким образом, членораздельность языка нисколько не затрудняет изучающего; он даже не догадывается, что то, что он называет окончанием или приставкой или суффиксом, есть вполне самостоятельное слово, которое всегда сохраняет одинаковое значение, будет ли оно употреблено в конце или в начале другого слова, или самостоятельно, что каждое слово с одинаковым правом может быть употреблено как коренное слово или как грамматическая частица. А между тем результат этого строя языка такой, что всё, что вы напишете на интернациональном языке, немедленно и с полною точностью поймёт (с ключом или даже без него) всякий, кто не только не изучил предварительно грамматики языка, но даже никогда не слыхал о его существовании. Объясню это примером:
Я очутился в России, не зная ни слова по-русски; мне нужно обратиться к кому-нибудь, и я ему пишу на бумажке свободным интернациональным языком положим следующее:
Mi ne sci|as kie mi las|is la baston|o|n; cu vi gi|n ne vid|is?
Я подношу собеседнику интернационально-русский словарь и указываю ему на начало, где большими буквами напечатана следующая фраза: «Всё, что написано на интернациональном языке,
