Тела застыли в нелепых позах...
Их заколдованные улыбки...
Мюнхен? Морг меж Парижем и Римом.
Голые, лысые манекены
(Мехами едва нагота прикрыта).
Ржавь леденцов на хромовых палках -
Невыносима. Без тени мысли.
Тьма сыплется где-то между снежинок.
И никого вокруг. А в отелях
Долго ещё будут чьи-то руки
За дверь выставлять башмаки - почистить,
И утром в них широченные ноги...
А жизнь в домах - занавески, окна,
Кружавчики детские, да печенье...
Весомые немцы напыщенно дрыхнут.
Их чёрные телефоны на стенках
Мрачно сверкают и переваривают
Безголосость.
Снег ведь беззвучен.
28 января 1963
ТОТЕМ
Паровоз пожирает рельсы. Рельсы из серебра.
Они убегают вдаль. Но их всё равно съедят.
Красота: в предутренних сумерках тонут поля.
Впереди белые башни. Смитфилд. Мясной рынок.
Рассвет золотит фермеровR в добротных костюмах,
Свиноподобных, вместе с вагоном пока -
чивающихся. На уме у них кровь и окорока:
Ничто не спасёт от сверкающих мясницких ножей.
Их гильотина шепчет: 'ну как, ну как, ну как?'...
А дома ободранный заяц лежит в тазу.R И уже
Его детская головка - отдельно,
нафаршированная травой.
Содраны шкурка и человечность. Съедим, съедим,
Как набор цитат из Платона, съедим, как Христа.
Эти люди так много олицетворяли собой -
Их мимика, их улыбки, круглые их глаза...
И всё это нанизано на палку,
на змею-трещотку,R на вздор-
ную бамбуковую погремушку.
Боюсь ли я капюшона кобры?
В каждом её глазу - одиночество гор,
Гор, с которых предлагает себя вечное небо.
'Мир полон горячей крови,
в нём каждой личности след!'-
Говорит мне приливом крови к щекам рассвет.
Но конечной станции нет - одни чемоданы.
Из чемодана разворачивается 'Я', как пустой костюм,
Заношенный, потёртый; и набиты карманы
Билетами, желаньями, шпильками, помехами, зеркалами.
'Я обезумел!' - зовёт паук, взмахивая множеством рук.
Этот чёрный ужас множится в глазах мух.
Мухи синие. Они жужжат, как дети,
В паутине бесконечности.
Их привязали разные нити
К одной и той же смерти.
28 января 1963
МИСТИЧЕСКОЕ
Воздух фабрикует крючки.
Вопросы. И все - без ответов.
Блестящие, пьяные, как мухи,
Поцелуи которых жалят невыносимо
В глубинах чёрного воздуха под соснами летом.
Я помню
