Таня мгновенно принесла два двухфутовых карандаша, на которых были нарисованы розовые фламинго. К одному концу у них были приделаны ярко-красные кисточки.
— Дорогуша, — вдруг заговорила Рейдин, — чего вам тут не хватает, так это венских сосисок, а еще коржиков. Нет, этому месту решительно далеко до цивилизации.
У Тани глаза чуть не вылезли из орбит.
— Да-да, мадам, конечно, — растерянно пробормотала она. Таня заметила меня, только когда начала отсчитывать Рейдин сдачу.
— Готова? — спросила я у Рейдин. Та кивнула, высыпая орешки в кока-колу. — Поехали, может, найдем тебе бога-тенького.
Я услышала, как Таня за моей спиной поперхнулась. Мы направились к выходу из гостиницы.
Когда машину Рейдин подогнали к крыльцу и мы наконец отъехали от гостиницы, я начала размышлять. Форт-Лодердейл не должен сильно отличаться от большинства других городов побережья. По виду он, конечно, большой, но наверняка разделен на районы и микрорайоны, которые сами по себе составляют отдельные городки. Среди них должно быть место, где хорошо знают Леона Корвазе.
Он владелец огромной быстроходной яхты, ведет роскошный образ жизни, но особенно не высовывается. В Филадельфии это означало бы частные комнаты в лучших ресторанах и клубах. Думаю, здесь то же самое. Леон наверняка общается с местными партийными боссами и держит свою яхту у какого-нибудь дорогого, но не бросающегося в глаза причала. От брата я узнала название яхты — «Мираж». Дальше совсем просто. Рано или поздно я разыщу его, но скорее всего раньше, чем мы найдем его, ему расскажут, что его разыскивают блондинка, чихуа-хуа и сумасшедшая старуха, которые разъезжают по городу и расспрашивают о нем.
Мы ехали по Семнадцатой улице, как раз по мосту. Рейдин и Флафи прижали носы к стеклу и с интересом разглядывали яхты. Затем мы выехали на шоссе, и нашему взору открылся океан. Но это было уже совсем не то, что я запомнила ребенком. Здесь построили прогулочную эспланаду, чем-то напоминающую великую китайскую стену, но рассчитанную на карликов.
Пальмы стояли так же, как я запомнила. Спасательная станция была на том же месте, но прежнего города уже не было. Вместо него здесь пахло деньгами и роскошью. Маленькие бары, которые приезжие студенты называли своим домом, сейчас перемежались с магазинами модной одежды и ювелирных украшений. У меня было такое чувство, что скоро совсем не останется ни этих баров, ни маленьких лавочек, в которых можно купить пляжные принадлежности. Их заменят роскошные картинные галереи и магазины стильной мебели. Для нормального человека с большой семьей здесь не осталось места, что уж говорить о ностальгирующей стриптизерше.
Я едва не пропустила «Королеву джунглей», ту самую яхту, на фоне которой мы сфотографировались всей семьей, и стоянку для яхт «Бахия-Мар». Яркая яхта сливалась с окружением и была меньше, чем представлялась в памяти. Когда я была маленькой, мне казалось, что ее мачты достают до неба, а яркая красно-золотая краска гораздо ярче, чем пожарные машины у отца. Сейчас краска поблекла, и яхта выглядела бедной родственницей среди сверкающих новых яхт, заполняющих причал.
Мы припарковались среди «кадиллаков» и «БМВ». На Рейдин было очередное платье в цветочек из запаса одежды, которую она взяла с собой. Волосы ее уже не были слипшимися, наоборот, они торчали во все стороны. Можно было не сомневаться — нас обязательно заметят. Флафи вышагивала рядом на изящном поводке, украшенном стразами. Я всегда возила его в сумочке для ответственных случаев или тех мест, где правила соблюдались очень строго и собаку надо было выводить только на поводке. Здесь Флафи смотрелась удивительно уместно, по крайней мере она подавала себя с видом принцессы. Она гарцевала подобно моей кузине на свадьбе брата Тони. Моя тетушка Энджи считала, что эта кузина ее опозорила. Она привлекала к себе все внимание, и о невесте на свадьбе почти забыли. Но я-то понимала, что моя кузина просто наслаждалась жизнью и хотела, чтобы весь мир знал, как ей хорошо.
Точно так Флафи вышагивала сейчас вдоль стоянки «Бахия-Мар». Она поглядывала по сторонам, шла не спеша, внимательно разглядывала всех, кто попадался на пути. У этой собаки уверенности в себе больше, чем у моей тетушки Энджи было за всю ее жизнь.
Рейдин, кроме яхт, ничего вокруг не видела. Она шла по настилу вдоль стоянки словно пьяная, ее шатало из стороны в сторону. Каблуки ее туфель то и дело проваливались между планок.
Когда Флафи вдруг закричала, а она именно закричала, это застало меня врасплох. Она взвизгнула от боли, мне стало не по себе, сердце у меня забилось. Сначала я ничего не поняла и огляделась вокруг, надеясь, что это взвизгнула какая-то чужая собака, но рядом никого не было. Это кричала Флафи.
Я опустилась на колени и увидела, что у нее из лапки течет кровь. Флафи легла, продолжая жалобно скулить, но не позволила мне дотронуться до лапки. Ей было очень больно, и она чуть не укусила меня. Кровь продолжала течь, и тут я увидела, что из лапы торчит большой рыболовный крючок. Я попыталась взять собаку на руки, но тут почувствовала, как кто-то отодвинул меня от Флафи.
Незнакомый мужчина в шортах и ослепительно белой спортивной рубашке опустился рядом со мной. Он был худой и высокий, с редкой сединой в темных волосах и большой белой прядью над лбом. Вполне возможно, в его жилах текла индейская кровь. У него был отменный загар, как у тех, кто проводит много времени на воде.
— Подождите, — спокойно и властно сказал он, повернулся и достал пару толстых кожаных перчаток, которые лежали в ящике на причале у одной из яхт. — Я подержу, а вы попытайтесь ее успокоить, и тогда попробуем вынуть крючок.
Он протянул руку к Флафи, и она укусила его, но он даже не поморщился. Он продолжал крепко держать мою крошку, пока мы тихонько с ней разговаривали.
— Все хорошо, все хорошо, девочка, — бормотал он.
— Малышка моя, мамочка здесь, рядом с тобой, — уговаривала я собаку, не зная, что делать дальше.
— Поступим так, — проговорил мужчина. — Я положу ее на этот ящик и буду держать, а вы резко дернете за крючок.
Мне чуть не стало дурно, по коже побежали мурашки. Я понимала, что Флафи будет очень больно.
— Давайте лучше отвезем ее к ветеринару, — попробовала я предложить.
Он взглянул на меня, и я увидела, что глаза у него ясные, серые и очень властные. Похоже, я его разочаровала или, что еще хуже, подвела Флафи.
— Вы можете так поступить, — спокойно сказал он, — но тогда ей придется терпеть этот крючок еще целый час, а может, и больше. Она потеряет много крови.
Я посмотрела на Флафи — бедняжка скулила, в глазах у нее была боль.
— Ладно, что делать? — спросила я.
— Как вас зовут?
— Кьяра Лаватини, — ответила я дрожащим голосом.
— Кьяра, у вас все получится, — подбодрил меня мужчина. — С рыбаками это часто случается. Ей сразу станет лучше, как только вы выдернете крючок.
Я вовсе не была уверена, что у меня все получится.
— Одним резким движением, — продолжил он. — Выдергивайте крючок резко и быстро, а я буду держать вашу собаку как можно крепче.
Флафи почувствовала, что мы что-то замышляем, и попыталась вырваться из его рук. Я так и не спросила, как его зовут.
— Тише, тише, моя хорошая, — увещевал ее мужчина. — Кьяра, давайте, — поторопил он меня. По голосу чувствовалось, что он привык распоряжаться.
— Сейчас, сейчас, моя маленькая.
Я взялась за крючок. За спиной я слышала чьи-то шаги и голоса. Вокруг нас собиралась небольшая толпа. Все с любопытством рассматривали, что произошло, как бывает после автомобильной аварии, когда людей словно магнитом тянет к месту трагедии, чтобы своими глазами увидеть случившееся.
Флафи не сводила с меня доверчивых глаз. Было видно, что ей страшно больно. Я попыталась забыть об эмоциях и переключить внимание, как часто делала в экстренных ситуациях, и посмотреть на произошедшее как бы со стороны. Флафи для меня все равно что ребенок. Нет, сейчас я не могу
