гипотеза Н.А. Константинова, несмотря на ее экзотичность, не абсурдна; вместе с тем, из сопоставления далеких письменностей больших открытий сделать нельзя, и это великолепно подтвердилось в ходе конкретных дешифровок этого исследователя. Однако, оценивая кипрскую гипотезу Н.А. Константинова ретроспективно, нельзя не отметить ее определенной красоты: если предками греческого алфавита были слоговые знаки Крита, то предками кириллицы, по мысли этого исследователя, могли стать слоговые знаки Кипра. Совсем как в античности: греки вели свое происхождение от героя троянской войны Одиссея, тогда как римляне от другого героя той же войны, Энея.
Первые дешифровки Н.А. Константинова. Ключевой работой этого петербургского эпиграфиста стала статья 1963 года «Начало расшифровки загадочных знаков Приднепровья» [36]. Приведено всего 7 надписей, содержащих каждая по одному слову из 2–3 слогов; начертания имеют характер монограмм. По сути дела, Н.А. Константинов повторяет ход мыслей К.В. Болсуновского, однако теперь, как ему кажется, монограмма определяет не титул типа ВАСИЛЕВСА, а личное имя. В результате чтения появились такие значения знаков [36, с. 108]: ТИУНУ, что означает ТИУНЪ; ТИОУНО, что означает ТИУНЪ; ПОТАПО, что означает ПОТАПЪ; ПЕОНО, что означает ПЕОНЪ; МИНОТОРО, что означает МИНОДОРА, ПОСИТОНО, то есть ПОСЕЙДОНЪ; ТЕОКОНОСОТО, что означает ФЕОГНОСТЪ, рис. 9. В результате в качестве итогов оказались имена греческого происхождения, как если бы в Михайловском монастыре жил ПОТАП, на Оке проживала МИНОДОРА, в небольшом украинском селе Хатки проживал ПОСЕЙДОН, а под Черниговом существовал ФЕОГНОСТ (БОГОЗНАТЕЦ). Конечно, чего только на свете не бывает, однако в такую версию поверить весьма сложно. Да и лить формочки для ТИУНА как-то тоже не с руки: так ли уж много тиунов было в Киевской Руси, чтобы организовывать массовое производство отливок с их обозначением? Как известно, тиунами назывались управляющие хозяйством. Их было, видимо, не больше чем дворян, но вот монограмм с надписью БОЯРИН или ДВОРЯНИН Н.А. Константинов нам не демонстрирует. Больше всего, конечно, впечатляет украинский крестьянин ПОСЕЙДОН, заказавший специальную металлическую табличку со своим именем.
Однако целью Н.А. Константинова было не точное чтение каждой надписи, а демонстрация метода: он показал, что слоговым способом читать можно, и что при этом получаются осмысленные значения. А уж насколько полученные чтения соответствуют реальным историческим объектам — это задача гораздо более серьезная, и на нее Н.А. Константинов даже не замахивался. Данная статья оказалась последней в его творческой деятельности; из этого можно сделать вывод, что он выполнил все свои замыслы, дав некий образец для чтения, но, вовсе не претендуя на реальное раскрытие значения всего пласта слоговых надписей Руси. Поэтому и мы высоко ценим этот весьма сырой результат: Н.А. Константинов показал, что русские надписи можно читать слоговым способом. А уж как их читать конкретно — это задачи последующих исследователей.
Подход Г.С. Гриневича. Поскольку отношение к этому исследователю в современной отечественной науке неоднозначно, отметим лишь, что его предшественниками были Френ, Магнусен, Шёгрен, Ванкель, Крольмус, Пекосиньский, Дрошевский, Лецеевский, Гедеонов, Болсуновский, Спицын, Турчанинов, Энговатов, Фигуровский, Константинов — как минимум 15 человек со своими предположениями и методиками. Вряд ли этот эпиграфист знал о существовании их всех, иначе его подход был бы в корне другим. Однако мы вынуждены напомнить об этом, поскольку, по мнению В.Г. Родионова «докириллическое славянское письмо открыто, бесспорно, Гриневичем» [37, с. 104]. Вероятно, В.Г. Родионов также не представлял себе количество эпиграфистов, пытавшихся прочитать этот вид письменности. Однако они существовали, так что Г.С. Гриневич был далеко не первым исследователем. Он был также не первым, кто подозревал, что славянские памятники можно читать слоговым способом. До него такое предположение высказал не только филолог Эпштейн, но и археолог А.Л. Монгайт: (1961 год): «По вопросу о знаках на алекановских сосудах возникла довольно значительная литература…
Сопоставление свойств русских и иностранных источников позволяет прийти к выводу, что у восточных славян существовала письменность еще до введения христианства. Может быть, алекановские сосуды представляют собой один из образцов такой письменности, те самые «черты и резы», о которых упоминает в Х веке черноризец Храбр. Если это так, то вряд ли письменность была алфавитной: на алекановских сосудах нет повторяющихся знаков.
Может быть, это слоговое письмо» [38, с. 161]. И, как мы видели, в 1963 г. Н.А. Константинов уже начал систематически читать славянские памятники слоговым способом; кстати, он был знаком и со статьей Эпштейна. Так что и в этом отношении Гриневич был как минимум четвертым. Сам Г.С. Гриневич не настаивает на своем приоритете в слоговом чтении, но пытается прочитать по-славянски протоиндийскую, этрусскую, эгейскую письменность, а также надписи германских и хазарских народов. Конечно, это своеобразный героизм, но, судя по полученным результатам, можно лишь пожалеть о затраченных эпиграфистом усилиях, да еще посетовать на дискредитацию им науки о письме. К крайнему сожалению, он проявил себя в этих попытках как новичок, как человек, пришедший уж очень со стороны, и потому не знающий элементарных положений. Сказать об этих чтениях, что они «открыли докириллическое славянское письмо» было бы не только большой натяжкой, но просто профанацией. Поэтому его заслугой остается лишь область собственно славянских и протославянских надписей.
Чтение наиболее древней праславянской надписи. Уже в журнальном варианте Г.С. Гриневич предпосылает своему чтению такую преамбулу: «…Трипольцы являлись наследниками культуры Винча-Турдаш, с которой связаны древнейшие на нашей планете письменные памятники и, в частности, глиняная табличка, найденная в 60-е годы близ румынского поселка Тэртерия. Возраст памятника по данным радиоуглеродного метода составляет 7 тысяч лет. Табличка имеет круглую форму. Вертикальной и горизонтальной линиями поле таблички поделено на четыре части. В каждой из них от двух до пяти знаков, но два знака в третьей по счету (против часовой стрелки) [строке] полустерты и вряд ли их когда удастся восстановить. Тэртерийские знаки в графическом отношении абсолютно идентичны знакам праславянской письменности, фонетическое значение которых было установлено при чтении надписей, исполненных письмом типа «черт и резов», этрусских, критских и протоиндийских надписей, и потому чтение тэртерийской надписи не составило большого труда: РОБЕ ЕТЬ (ять) ВЫ ВИНЫ […] Д’АРЬЖИ ОБЪ.
Перевести этот текст может любой, знающий славянские языки, даже не заглядывая в словарь. Ведь РОБЕ — это «робята, ребята», «дети» и ЕТЬ (ять) — форма глагола «яти, иму» — «взять, брать»; и местоимение ВЫ — «вас», то есть «ваши» (вспомните знаменитое славянское ИДУ НА ВЫ). Можно догадаться, что слово ОБЪ означает «около, рядом»… и ВИНЫ — «вина», это то, в чем мы провинились, грешны. Так что перевод текста, написанного нашим предком в пятом тысячелетии до н. э. звучит просто и понятно: ДЕТИ ПРИМУТ ВАШИ ГРЕХИ… ДЕРЖИТЕСЬ ОКОЛО (держитесь детей своих)» [39, с. 28], рис. 10-1. Сама дешифровка в журнальном варианте отсутствовала.
В книжном варианте картинка появилась [40, с. 315], рис. 10-2. Данное чтение не совсем понятно. Если первым квадрантом считать левый верхний, то по логике вещей вторым следует считать не левый нижний, а верхний правый. Но тогда сначала надо прочитать верхнюю строчку, потом среднюю и, наконец, нижнюю. Это даст совершенно иной порядок чередования знаков. Если с чтением первого знака можно согласиться, то второй знак вовсе не БЕ, а ДА, как в слове ДАРЖИ. Но тогда получается, что первое слово будет РОДА, а не РОБЕ. Знак под Ш Г.С. Гриневичу хорошо знаком, это ЖА/ЗА, однако он его не читает. Читаемы и «полустертые» знаки, это два ВЪ/ВО и параллельные линии ДИ/ДЫ. Совершенно удивительно, что предпоследний знак прочитан не ВО (как следует читать слоги), а О (как буква кириллицы). Короче говоря, из 17 знаков 4 не прочитаны и 2 прочитаны неверно, то есть треть надписи искажена, а последовательность чтения избрана неверно. Удивительно, что вообще что-то удалось прочитать! Удивляют и слова. Слово РОБЕ нам никогда не встречалось в надписях, хотя несколько раз встречалось слово БЕБИ. Слово ДЕРЖАТЬ никогда не изображалось как ДАРЖАТЬ. Конец фразы оказывается не на правом нижнем квадранте, где он должен быть при любом порядке чтения, а на правом верхнем, и тут мы встречаем слово, состоящее из одной приставки, ОБЪ! Еще более удивителен смысл, уместный разве что в христианстве, где грехи родителей становятся грехами детей. Допустить такое морализаторство в культуре Винча кажется более чем странным.
Короче говоря, по всем показателям данное чтение Гриневича не выдерживает критики. В монографии появляются некоторые новые моменты описания. Так, Д’АРЖИ понимается как слово ДЯРЖИ (белорусский вариант произношения!), а ОБЪ — как предлог ОКОЛО [7, с. 252]. Но остается неясным,
