Витька заорал и бросился к ней. Ян был уже там и держал Эву на руках.
Она лежала, безжизненно запрокинув голову с закрытыми глазами. Ян осторожно положил её на манеж, приподнял ей голову.
Эва будто во сне почмокала губами и открыла глаза.
— Папе не говорите. Только папе ничего не говорите, — быстро пробормотала она и попыталась приподняться.
Она оперлась на руку, застонала и снова легла на тырсу.
Ян поднял её.
— Рука! Что-то с рукой, — сказала Эва.
— Молчи уж, девчонка, — яростно прошипел Ян и что-то добавил по-латышски, — наверное, выругался.
Эва улыбнулась и здоровой рукой обняла его за шею.
— Всё в порядке, Ян. Ты не бойся. И ты, Витька, тоже не бойся. Мне уже не больно.
Все люди хорошие
Эва вывихнула руку. В плече. Все очень жалели её. Один Карл Хансович, казалось, был доволен.
Он ходил весёлый, улыбающийся и насвистывал громкие марши.
Витька как-то не выдержал и враждебно сказал:
— Чему тут радоваться? Не понимаю.
Карл Хансович взъерошил ему волосы и весело сказал:
— Правильно. Ничего ты не понимаешь, бессонный рыцарь. Ты глупый. Я теперь недели две буду спокойно спать. А ты?
Витька улыбнулся и ответил:
— И я.
— Ну, то-то же!
Эва ходила с подвязанной рукой. Они с Витькой целыми днями теперь пропадали на речке.
Забрасывали удочки и разговаривали.
Вернее, почти всё время говорила Эва. Витька слушал.
Ей было о чём рассказать. Глядя, с каким вниманием слушает её Витька, она делала это с удовольствием, А он боялся перебивать и только изредка спрашивал о чём-нибудь.
Когда рыба клевала, Витька злился, потому что Эва умолкала и азартно глядела на поплавок.
Он даже жульничал и нарочно не насаживал червяков. Делал вид, что насаживает, а сам забрасывал удочки с голыми крючками.
Особенно любил он слушать о море.
— Какое оно? — спрашивал он. И Эва немножко терялась.
— Не знаю. Сразу и не скажешь, — задумчиво говорила она. — Оно большое. Такое большое-большое. И синее. И очень красивое. И доброе. Оно качает на волнах. Ласково-ласково.
Витька представлял себе синее море с белым треугольником паруса, — такое он видел на картинке. И другое — бурное и могучее, — такое показывают в кино.
И они надолго умолкали, каждый думал о своём.
— Счастливая ты, Эва, — говорил Витька, — ты всё видела.
— Ты тоже увидишь, Витька. Тебе даже лучше. Ты всё можешь увидеть в первый раз. Даже море. Я тебе завидую.
Витька недоверчиво хмыкал, а Эва кивала головой и говорила:
— Правда, правда, завидую. Я бы очень хотела в первый раз увидеть море. Это так здорово! Но я уже не могу. Я уже видела.
— Смешная ты! Как же можно такому завидовать? — говорил Витька, а сам удивлялся мысли, что незнание чего-нибудь может обернуться другой, неожиданной стороной.
Однажды к ним подошёл тот самый мальчишка, с которым подрался Витька.
Он сел рядом с ними и сказал:
— Привет.
— Привет, — ответил Витька и насторожился, весь подобрался.
— Чего же ты сразу не сказал, что вы из цирка? Витьке очень польстило это «вы», но он осторожно спросил:
— А что бы тогда было?
— Ничего бы не было — драки не было.
— Почему?
— А так… Уважаю циркачей. За смелость.
Он помолчал, потом добавил:
— А с Федькой я больше не вожусь. Он трус. Я его отлупил.
Эва улыбнулась. Мальчишка тоже заулыбался и оказался симпатичным парнем.
— А я видел, как ты летаешь, — уважительно сказал он Эве. — Приходите ко мне туда, — мальчишка махнул рукой, — где мы с ним это… Ну, вы знаете куда. У меня лодка есть. Покатаемся.
— Придём, — сказала Эва.
Мальчишка встал.
— До свиданьица, — сказал он и, уходя, с почтением посмотрел на Эвину перевязь.
— Вот видишь, какой он хороший. Все люди хорошие. Только иногда не знают про это, — сказала Эва.
Витька кивнул и улыбнулся. Очень приятно жить в мире, где все люди такие хорошие.
Бедный Тим
Каждый вечер Эва и Витька ходили в цирк.
Задолго до начала представления они усаживались на самые лучшие места — в первом ряду, напротив входа за кулисы, и Эва рассказывала Витьке всякие цирковые истории.
Чего только Витька не наслушался!
Оказывается, солидная большая тётя, которая показывает собачий футбол, выступала раньше с таинственным и мрачным номером. Женщина-паук! Так он назывался. Когда-то этот номер был в моде. Народ валом валил.
Женщина висела в воздухе — голова её, а туловище паучье — и отгадывала, какие предметы передавали зрители её партнёру. И всё это с завязанными глазами. Ужасно таинственно. Прямо-таки страсти-мордасти.
А на самом деле этот фокус был проще простого. Чистое надувательство. Всё дело было в зеркалах — они так ловко ставились под углом, что казалось, будто она висит в воздухе, вернее, в центре верёвочной паутины — тряпочное паучье туловище и её голова.
А уж отгадывать предметы было и того легче. Она по вопросу партнёра уже знала, что это: портсигар, платок или авторучка.
Просто на каждый предмет, который обычно люди носят в кармане, был придуман свой вопрос.
— Что у меня в руке?
— Портсигар.
— Говорите, что это?
— Спичечный коробок.
— А это?
— Паспорт.
