Том 2. Стихотворения 1832-1841

Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.[7]

Утес*

Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;

Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко
И тихонько плачет он в пустыне.

Спор*

Как-то раз перед толпою
 Соплеменных гор
У Казбека с Шат-горою[8]
 Был великий спор.
«Берегись! — сказал Казбеку
 Седовласый Шат, —
Покорился человеку
 Ты недаром, брат!
Он настроит дымных келий
 По уступам гор;
В глубине твоих ущелий
 Загремит топор;
И железная лопата
 В каменную грудь,
Добывая медь и злато,
 Врежет страшный путь.
Уж проходят караваны
 Через те скалы́,
Где носились лишь туманы
 Да цари-орлы.
Люди хитры! Хоть и труден
 Первый был скачок,
Берегися! многолюден
 И могуч Восток!»
— Не боюся я Востока! —
 Отвечал Казбек, —
Род людской там спит глубоко
 Уж девятый век.
Посмотри: в тени чинары
 Пену сладких вин
На узорные шальвары
 Сонный льет грузин;
И склонясь в дыму кальяна
 На цветной диван,
У жемчужного фонтана
 Дремлет Тегеран.
Вот — у ног Ерусалима,
 Богом сожжена,
Безглагольна, недвижима
 Мертвая страна;
Дальше, вечно чуждый тени,
 Моет желтый Нил
Раскаленные ступени
 Царственных могил.
Бедуин забыл наезды
 Для цветных шатров
И поет, считая звезды,
 Про дела отцов.
Всё, что здесь доступно оку,
 Спит, покой ценя…
Нет! не дряхлому Востоку
 Покорить меня! —

«Не хвались еще заране! —
 Молвил старый Шат, —
Вот на севере в тумане
 Что-то видно, брат!»

Тайно был Казбек огромный
 Вестью той смущен;
И, смутясь, на север темный
 Взоры кинул он;
И туда в недоуменье
 Смотрит, полный дум:
Видит странное движенье,