– При первой же встрече они обговорили условия, – заметил Гога.
– Не при первой, – возразила Катерина. – И условий не было. Было согласие побежденной стороны на все условия победителя.
– Про победителя не надо. Я не победитель, мне повезло. Мне давно так не везло. Извини. Я хочу поесть. Зверски хочу.
– Пошли. Я все приготовила Я думала, мы начнем с еды.
– Мы начали с главного.
– Ладно, философ. Можешь пройти на кухню. А если хочешь, я принесу еду сюда. Ты это заслужил.
– Нет, – сказал Гога, – есть будем только за столом. Надо вырабатывать семейные традиции.
– Как скажешь, дорогой.
За столом он спросил:
– Ты давно разошлась с мужем?
– Я никогда не была замужем.
– А Сашка?
– Дети бывают и внебрачные. Это моя самая крупная награда в жизни. Я хотела за него выйти замуж, а он не захотел на мне жениться.
– Полный идиот, – сказал Гога. – Но понимать-то он понимает, что потерял?
– Я его больше никогда не видела.
– Но после него у тебя кто-то был?
– Нет. Никогда и никого. Только ты. Хотя обожди. Наверное, все-таки кто-то был, но я забыла. А то ты можешь подумать, что если она никому не была нужна, то зачем она и мне? Это ведь типичная мужская логика.
Гога встал, обнял ее и спросил:
– А что, если мы закончим еду чуть позже, а пока вернемся туда, откуда пришли?
– Я сама хотела тебе предложить, но я стеснительная.
– Больше никогда не стесняйся. Всегда говори: Гоша, пошли. Если я буду не рядом, ты мне можешь всегда позвонить на работу, я тебе дам телефон. И скажешь только одно слово: пошли. Я все брошу и через пятнадцать минут буду у тебя.
– А почему у меня, а не у тебя?
– И у меня, и у меня, – ответил он, бросаясь на тахту.
Катерина уснула мгновенно, как провалилась. Когда проснулась, ей показалось, что уже утро и она опаздывает. Было почти одиннадцать вечера.
– Сейчас придет Сашка, – вспомнила она. Ей показалось, что он оделся мгновенно.
– У тебя, наверное, большой опыт одевания в экстремальных ситуациях, – предположила она. – И минуты не прошло.
– Минута? Пять секунд! Я засек время. Я же в армии служил. Но там больше одежды, да еще портянки надо было наматывать.
– Я почему-то думала, что ты служил на флоте.
– Почему?
– У тебя есть флотский шик.
– Я армейский. Я, пожалуй, пойду. Не хочу, чтобы Александра видела меня каждый день.
– Давай видеться у тебя, – предложила Катерина.
– Конечно. Но у нас в коммуналке ремонт. Я хочу тебя привести в чистую и уютную комнату.
– А почему ты не хочешь видеться с Александрой? Тебе она симпатична?
– Она мне нравится. Она похожа на тебя. Но молодые не терпят назойливости. Я хочу, чтобы у меня с ней сложились очень хорошие отношения. Но я их буду строить по своей методике.
– Может, и мне расскажешь о своей методике? – предложила Катерина. – А то у меня с нею есть кое-какие сложности.
– Расскажу обязательно, – пообещал Гога и, поцеловав ее, вышел.
Александра вошла буквально через пять минут после его ухода. Катерина хотела спросить, не встретилась ли она с Гогой, но не спросила. Если встретила, не выдержит и сама расскажет; если не встретила, то не стоит мешать его методике строить отношения с будущей, возможно, падчерицей. Александра пришла явно озабоченной. Ужинала молча. И вдруг спросила:
– У тебя был сегодня тяжелый день?
– Нормальный.
– У тебя очень усталый вид.
– А у тебя озабоченный. Если есть проблемы, можем обсудить.
– Проблема есть, – призналась Александра. – Но, может быть, все в ближайшее время рассосется.
– Если будет необходимо хирургическое вмешательство – скажешь. Я привыкла резать по живому.
– Я это знаю. – Александра поцеловала ее и ушла в свою комнату.
Катерина прошла к себе, раздвинула тахту; стеля простыни, почувствовала запах его одеколона. Это был нормальный советский «Шипр». Привыкну, подумала она. И к его одеколону, и к папиросам «Беломорканал».
Утром она встала с очень ясной головой. Уже из кабинета позвонила инструктору ЦК, который курировал их отрасль.
– Вы будете поддерживать нас и новосибирцев? – задала она вопрос впрямую.
– Договора надо соблюдать, – ответил инструктор. – У нас с чехами договор.
– Он заканчивается в этом году.
– Заключение новых договоров через месяц. Решим эту проблему в Праге, – добавил инструктор.
Уже формировалась делегация в Прагу, куда входили и Катерина, и Петров, и инструктор, и представители Внешторга.
– Извините, – продолжила Катерина, – я и должна предупредить их заранее, что мы не продлим договор. Им надо ведь найти новых покупателей.
– Я вам не советую этого делать, – заметил инструктор. – И потом чешская установка очень хорошая. Я ведь тоже химик и понимаю в установках не хуже, чем вы.
Хуже, хотелось ответить Катерине. Инструктор заканчивал ту же «керосинку», что и Катерина, но ни дня не работал на производстве. Он поступил в аспирантуру и стал секретарем парткома. После защиты диссертации его взяли в горком, оттуда в ЦК. Катерина максимально смягчила ответ.
– Я с вами не согласна и оставляю за собой право отстаивать свою точку зрения.
– Отстаивайте. Но не переусердствуйте.
Катерина набрала номер телефона Петрова.
– Я подумала и осталась на прежней позиции.
– Жаль, – признался Петров. – Передо мной список делегации в Прагу, который я отправляю в ЦК на утверждение. Я тебя вычеркиваю. Все решим без тебя. – Петров положил трубку.
Вчера она решила не называть фамилию Петрова по телевидению. Назову, решила она после этого разговора.
Съемки должны были начаться через два часа. У нее оставалось время, чтобы пройти по цехам и наметить, что и где снимать.
Когда она возвращалась, то увидела голубой автобус ПТС – передвижной телевизионной станции. Кабели тянулись к ее кабинету.
Телевизионная камера и осветительные приборы были уже установлены. Рачков усадил Аделаиду в директорское кресло и установил свет. Глянул на часы.
– Директор никогда не опаздывает, – перехватив его взгляд, заметила Аделаида.
– Так уж никогда? – усомнился Рачков.
– Никогда, – подтвердила Аделаида.
Этот разговор Катерина услышала, входя в кабинет. Она сразу узнала Рачкова. Он мало изменился.
