которые мэр помогал устраивать.
Еще Павел Иванович присматривался к батюшке, настоятелю Собора Святой Троицы. Вел он себя как хозяин, все подходили, любезничали, просили благословить. Подошел и Павел Иванович. Просил также позволить навестить батюшку, так как в городе проездом, а хотелось бы побеседовать. На то были у Чичикова свои виды. Отец Амвросий разрешил и даже час назначил.
Ехал к себе в гостиницу Павел Иванович в весьма хорошем настроении. Даже напевал что-то. Так как приехал он в третьем часу ночи, то на следующий день спал до полудня. А затем, отобедав и приведя себя в надлежащий вид, стал наносить визиты. Так ездил он целую неделю, расспрашивая, прислушиваясь и принюхиваясь.
Первым делом навестил он начальника городской полиции. Можно сказать, для его, Чичикова, целей, самое главное после мэра лицо. С Николаем Николаевичем, так главного полицейского звали, отобедали они в уютном ресторане. Угощал, конечно же, Чичиков. И недаром. Так узнал он, что полиция и мэрия соседствуют в городе, и живут душа в душу, все правильно понимая.
– Наш лозунг – живи сам и жить давай другим, – весело стрекотал Николай Николаевич, – если, конечно, нам с Петром Алексеевичем нужно, чтобы ты жил, – захохотал он.
– Очень верно. – Заметил Чичиков. – Кто не понимает, кому платить надо, тот, собственно, в бизнесе и не живет.
– Тертый калач, – подумал полицейский начальник. А вслух добавил – У нас все тихо, никакого криминала, я тут сам смотрящий, – проговорился он.
– Вот и славненько. Я дельце одно задумал, в пользу, так сказать, отцов города, надеюсь, вы не откажитесь. Но не спрашивайте сейчас. Пока секрет. Как все улажу, так и скажу.
Чичиков увидел, как шея главного законоблюстителя напряглась и покраснела. А, надо сказать, что был он худ и вертляв, и такое выражение его телосложения говорило о крайней степени волнения.
– Все будет хорошо, даже весьма отлично, – поспешил Чичиков успокоить Николая Николаевича.
Посещал Чичиков и начальника почты, который славился тем, что ни одна посылка в город не доходит и из города не исходит без досмотра, так как оказывалось, что часто вещи, куда-то там посылаемые нужны и ему самому и его подчиненным.
Затем Павел Иванович побывал и у батюшки. За обедом был приятно удивлен рассказом о том, что отец Амвросий устроил при церкви приют для детей из бедных семей, где родители пьют или вовсе детей бросили, еще небольшой дом престарелых, и столовую для совсем уж нищих.
– Из каких таких денег, нельзя ли узнать, батюшка?
– Отчего же? Можно. Я наших воров трясу. С них не убудет, а бедным подмога.
– Это как же вы добиваетесь такого результата, батюшка?
– А это уж мой секрет, у всякого свой ключик есть.
– Ну что ж, будет вам еще на бедность, – задумчиво проговорил Чичиков, решив, тысяч 50 рублей в конце дела на церковь пожертвовать. Ведь за ним грехов много тянулось.
Чичиков все более был доволен, что выбрал именно город N, хотя мог выбрать и любой другой. Все здесь, даже грехи и разбой, были какими-то патриархальными, под отеческим крылом мэра и полиции, процветающими, ничем на фоне всей России не выдающимися, но даже как-то и стыдливость имеющими, и желание замолить содеянное.
Согрешил и покаялся.
Согрешил и покаялся.
Видно оттого и несли батюшке Амвросию немалые деньги.
Всем удобно. Даже, кажется, что и совесть чиста, если таковая имелась. Хотя основными прихожанами церквей и мечети был, конечно, народец бедный, просящий у Бога или Аллаха защиты, потому что больше и просить-то не у кого было. Синагоги в городе не имелось, потому что евреев совсем не осталось.
Прояснив для себя все ему нужное, Павел Иванович решил, наконец, отправиться в гости к тем, кому представлен был на вечеринке у мэра.
Он, правда, заехал к Петру Алексеевичу со словами благодарности и покорности, и еще сказал, что, как только выяснит для себя все детали, так и расскажет градоначальнику о сути дела, но посулил ему деньги немалые.
Жмуровский возмутился и разозлился.
–Ты со мной что, в прятки или в поддавки играть вздумал? так я тебя в порошок сотру!
– Да упаси Бог! – полушутливо, полусерьезно воскликнул Чичиков, – как можно! Я просто должен до конца все обдумать, понять, а в результате и выгоде – не сомневайтесь, а то ведь, – он согнул шею, – и голова с плеч.
– Хорошо, что понимаешь, – процедил Жмуровский сквозь зубы.
А Чичиков про себя подумал: «Эк тебя самомнение заносит. Привык: хозяин – барин». Павел Иванович вспомнил любимое высказывание, вычитанное у Станислава Ежи Леца: «Бог сотворил нас по своему образу и подобию. Но откуда уверенность, что он работал в реалистической манере?»
Надо сказать, что господин Чичиков был изрядно образован. Окончил два факультета: экономический и журналистики, в одном городке, расположенном недалеко от столицы. Не стал рисковать в столичный вуз поступать. Там еще, в провинции, остались старые профессора, и знания Павел Иванович получил те, что и хотел, а уж о службе он сам позаботился. Правда, теперь, в сорок лет – ни кола, ни двора. Зато денежки на черный день были отложены. И с помощью всесильного в городе N князя – Петра Алексеевича, – надеялся он весьма пополнить свой капитал.
Расстались они самым любезным образом. Но, как только дверь за Чичиковым закрылась, мэр вызвал к себе Молчалина.
– Ну что? Выяснил, чем он занимается?
– Одним словом сказать можно: принюхивается.
– Уж не новая ли это политика? Все тайно разузнать, а потом бабах, всем по шапке? Ты присматривай за ним.
– Не сомневайтесь.
Чичиков, между тем, продолжал свой путь, посмеиваясь над слежкой, которую давно уж он приметил.
Ехать надо было около часа. Дорога не центральная, не загруженная. К «своему поселочку» отцы города проложили по новой технологии отличный асфальт. Дорога весело бежала по пригорочкам, – в городах уж и забыли, что местность у нас холмистая, – поэтому машина то ныряла вниз, то взлетала на небольшой холм и снова устремлялась вниз, по обочинам дороги то тянулся лес, то поля. Только лес теперь весь стоит в России в буреломах или выжжен пожарами, а еще заражен клещами так, что и войти страшно в него. Как упразднили единое лесное хозяйство, убрали лесников, поделили между частниками, – в основном, новыми русскими, то есть бывшими бандитами, – так и убили центральную Россию, как теперь убивают Сибирь. А еще фермерам не дали заниматься землей (а как же, самостоятельные больно, подать бандитам, читай властям, не платят), поля заросли бурьяном, борщевиком, а еще хуже, кое-где и амброзией, о которой в России и слыхом не слыхивали, она ведь в Центральной Америке только росла, зато теперь ее забросили,… весь юг заражен, и что делать с ней, не знают. Вот уже и в самое сердце России продвинулась. Но какое дело до этого тем, кто власть в руках придерживает? Их деньги, их дети, их дома давно уже не в России.
Тянулись вдоль дороги и убогие домишки, кое-где подлатанные, а кое-где совсем провалившиеся. Продавался на обочине и различный товар: от картошки и огурчиков с огорода, до ковриков с лебедями или тиграми. Мчавшиеся по шоссе автомобили, вернее, их владельцы, конечно, не могли не видеть этого, но презрительно думали: «Вот лохи убогие!»
От крамольных мыслей отвлекла Чичикова открывшаяся панорама: с очередного пригорка увидел он огромный кусок вычищенной и ухоженной земли, обнесенный трехметровым забором, который весело спускался вниз, к чистому озеру и, обняв озеро, замыкал круг. Из-за забора виднелись крыши трех – четырехэтажных вилл, или лучше сказать, замков. Чичиков гордо въехал в открывшиеся для него огромные ворота, так как охрана предупреждена была, и ворота тут же за ним закрылись.
Первым, ближе к воротам, стоял дом начальника Управления учебными заведениями, господина Манилова. Дом был двухэтажный, крепкий, но какой-то скромный по сравнению с открывавшимся за ним
