видами на трех-четырех, а то и пятиэтажные дворцы. Чичиков , подъехав к дому, отметил приятный полисадничек из роз, очень красивый, но какой-то неухоженный. Ветки не обрезаны, дорожки не убраны.
Как только Павел Иванович вышел из машины, Манилов уже шагал ему навстречу, широко раскрыв руки для объятий, от которых уклониться не было никакой возможности:
– Как я рад, как я рад! Хорошо, что к нам пожаловали! – прямо пропел он и повел гостя в дом, любезно распахнув перед ним двери.
– Душечка! – вскрикнул он, – Помнишь, я тебе о новом знакомом рассказывал? Так вот он – Павел Иванович Чичиков собственной персоной!
Навстречу его возгласу вышла весьма симпатичная худенькая брюнетка, с греческой родословной, как оказалось. Но при взгляде на нее сразу становилось ясно, что она не из тех древних греков Эллады, а из новых, чьи предки лет двести на юге России рыбой торговали.
Затем были гостю представлены сыновья-погодки, Федя и Петя, от гримас которых, Чичиков как-то поежился даже. Павлу Ивановичу показали дом – небольшой – в пять комнат и всякие подсобные кухни и ванны на первом этаже, бильярдная с одиноким столом для игры и весьма посредственными картинами на стенах – на втором этаже.
Потом, после небольшой преамбулы о приятном знакомстве и московских модах, гость был приглашен к столу. Неизменный борщ сменился запеченным поросенком, потом кофе, торт, шоколад, фрукты, в кабинете, попозже, – сигары и неплохое вино.
Раскуривая ароматнейшие сигары, Павел Иванович посматривал на Манилова, а тот, в свою очередь, с приятнейшей улыбкой, во все глаза («водянистые какие-то» – думал Чичиков) смотрел на своего гостя.
Наконец гость приступил к делу.
– Видите ли, – начал Чичиков, слегка заикаясь даже, – видите ли, мы тут с градоначальником вашим встряхнуть, так сказать, общество захотели, дать людям подзаработать, сделать деньги, что ли.
Манилов все также, улыбаясь, смотрел на него. Чичиков осмелел.
– Мы хотим собрать тысячи полторы человек, для начала. Нет, учредителями будут так сказать «отцы города», а мэр – во главе. Так вот. С каждого потребуется тридцать пять тысяч долларов, Ну, для нас это пустяк! Эти первоначальные деньги уйдут, так сказать, на развитие дела: участки купим, кто заработает – домик построит. Или в складчину – один общий дом, – врал Чичиков вдохновенно. Захотят отработать деньги и заработать – каждый должен привести пять человек. Схема такая: с этих пяти вы получаете по 5000 долларов. Вот уже вы двадцать пять тысяч отработали, остальные деньги, пардон, на общее дело. Но эти пятеро тоже хотят отработать, и вы с каждого, – а они в свою очередь приводят по пять человека, – получаете по 5000 долларов и вы со своих и они со своих. Отработали свое, а с тех, кто под вас приведет еще и еще – вы уж заработаете, сколько сможете. Ну, нам, конечно, эти деньги – пустяк, на бедность… (хотя для самого Павла Ивановича намеченная им сумма, около миллиона долларов, вовсе пустяком не была).
Манилов даже подпрыгнул.
– Гениально! Люди дома себе построят, из халуп выедут! Все так просто!
Чичиков смотрел во все глаза. Манилов, что, в самом деле, такой дурак? Подзаработают ведь только учредители, остальные – хорошо, если окупят и небольшую сумму приобретут, а самый низ пирамиды разорится совсем. Вершина – вот кто будет все иметь, Петр Алексеевич. Меньше чем за пять миллионов долларов Жмуровский и пачкаться не будет.
– Дорогой вы мой! – причитал Манилов, – мы все тут хорошо заживем, в мире и благоденствии.
– Вот ведь, – думал Чичиков, – вроде всеобщего счастья желает. А ни он ли организовал в одной из подчиненных ему школ сексобучение для лучших учениц. А потом поставлял их в Москву, неким депутатам Государственной Думы, для прохождения дальнейшей службы, так сказать?
Вслух же сказал:
– Очень рад пониманию и сочувствию. Надеюсь, что мы с вами станем большими друзьями.
Вечером Чичиков позвонил Собакевичу – не сможет ли тот его принять завтра к обеду, и, договорившись, отправился спать в предоставленную ему комнату в самом радужном расположении духа.
Утром, позавтракав изрядно, самым добродушным образом простился Чичиков с хозяевами, и, хотя по поселку и пройти в светлый летний денек можно было бы с пол часика до коттеджа Собакевича, но не принято было. Поэтому Павел Иванович сел в любимый Бентли и медленно покатил к замку господина Собакевича. Солнышко светило, птички пели, травка зеленела, и даже бабочки порхали над ровно подстриженными лужайками. Наслаждаясь идиллической картиной, Чичиков и не заметил, как оказался возле массивных ворот дома Собакевича. Ворота сами собой открылись, тут же поднялся затвор гаража, куда Павел Иванович вкатил свою машину, но никто не вышел ему навстречу, никто не стоял у порога, хотя Чичиков и заметил голову Собакевича в окне второго этажа. Надо сказать, что здание было внушительным. Три этажа верхних, один подземный, широкий фасад удлинялся внушительным, не менее чем на пять мест, гаражом. Вдоль ограды, а Собакевич оградил себя даже внутри поселка, росли сосны и ели, возле крыльца – розы, но не так, как у Манилова, разлапистым кустом, а вьющиеся куртины. В дверях встретила Павла Ивановича молодая, приземистая и округлая прислуга, с холеными руками, в белом передничке.
– Добрый день, – сказала она серьезно, – Вас в гостиной ждут. И провела Чичикова в гостиную – огромную комнату, заставленную антикварной мебелью, но с современным кинотеатром, чуть ли ни во всю стену встроенным.
С массивного дивана поднялся не менее массивный господин Собакевич, – он и в дорогих костюмах, сшитых на заказ, – выглядел как медведь на балу, а дома, в опрощенной одежде, был что вдоль, что поперек.
– Рад, очень рад, – как-то, морщась, прорычал он, – что, видимо, означало: « Какой черт тебя принес?»
– Я, если ты не запамятовала, дорогая, – обратился он к жене, – тебе про делового человека из Москвы говорил? Так это он – Павел Иванович Чичиков.
Чичиков, делать нечего, подошел к пухленькой ручке, протянутой ему, взглянул на невыразительное лицо, и подумал: «Под копирку что ли такие лица делают?»
Поговорив немного о всякой всячине, перешли к столу. Время было обеденное. Подавали:
суп из белых грибов и шампиньонов со сливками с добавлением картофеля и лука; с чесночными гренками; салат 'Греческий' из свежих огурцов и помидоров, сыра 'Фетаки', красного лука, салата 'Айсберг', орегано, маслин; заправленный растительным маслом; сэндвич с теплыми кусочками мяса, баклажаном, маринованным огурцом, красным луком и тоже листом салата Айсберг; водочку, чистую и прозрачную, как слеза. А еще ТОРТЫ: каппуччино, с лесными ягодами, шоколадный; кофе, чай разных сортов и вкусов.
Собакевич, глядя на сытое и довольное лицо Чичикова, не удержался, похвастал:
– Повара из приличного ресторана сманил, деньжищи ему плачу огромные, но оно того стоит. Люблю славно поесть!
«Ну, хорошо живет, даром, что Собакевич», – подумал Чичиков, отвалив от стола.
А вслух сказал:
– Спасибо, так спасибо. Давненько так приятно не обедал.
– А теперь, – грубо прервал его излияния Собакевич, – извольте в мой кабинет, о деле поговорим. И, не сказав «спасибо», не взглянув на жену, вышел вон из комнаты. Чичиков поспешил за ним.
Усевшись за массивный, видимо дубовый, письменный стол, и не спуская с Чичикова взгляда, Собакевич только пробасил презрительно:
–Ну?
– Извольте, – не смутился Чичиков, и изложил ему суть дела.
Собакевич даже расхохотался.
– Я начальник Департамента дорожного строительства. Ты знаешь, какие миллионы я в асфальт вкатываю? А ты мне предлагаешь несколько тысяч долларов заработать!
– Во-первых, несколько сот тысяч долларов. Во-вторых, без налога и отчислений и все шито-крыто. Если что – я козел отпущения. Но, в случае тревоги, укачу. Только ищи меня… В-третьих, более всех поимеет господин Жмуровский, не менее пяти миллионов, а то и более, быть может, а быть полезным начальству…
