По мере приближения плавающий предмет казался то балкой, то сундуком, то древесным стволом.
Но вот они радостно вскрикнули: это все-таки был бочонок! Только чрезвычайно забавный, никогда ими не. виданный.
Его можно было принять за трубу, вздутую посредине и закупоренную с обоих концов слоем гипса.
— Какой чудной! — в восхищении воскликнул Рыжий. — Непременно дам отведать из него Императору. Домой, ребята!
Все трое сговорились, что не дотронутся до бочонка, и «Кит» возвратился в Коквилль в тот самый момент, когда «Зефир» уже становился на якорь в маленькой бухте.
Ни один из зевак не ушел с берега. Толпа радостными криками приветствовала неожиданный улов трех бочонков. Мальчики бросали вверх свои картузики, а женщины помчались за стаканами.
Было решено отведать напиток на месте.
Такие морские находки обычно принадлежали всей деревне, это не вызвало никаких споров. Все же коквилльцы разделились на две группы: Маэ окружили Рыжего, а Флоши не отходили от Хвоста.
— Император! Первый стакан ваш! — крикнул Рыжий. — Ну-ка, скажите нам, что это такое?
Жидкость была красивого золотисто-желтого цвета.
Полевой сторож поднял стакан, посмотрел, понюхал и, наконец решившись, выпил.
— Это из Голландии, — произнес он после долгого молчания.
Других объяснений он не дал. Все Маэ выпили с чувством особого почтения. Жидкость оказалась чуточку густа, с каким-то странным цветочным запахом. Женщины находили, что это очень вкусно. Мужчины предпочли бы меньше сладости.
Однако напиток оказался достаточно крепким и уже с третьего-четвертого стакана давал себя знать. Чем больше его пили, тем он больше нравился. Мужчины развеселились. Женщины сделались очень забавны.
Между тем Император, несмотря на свою недавнюю ссору с мэром, отправился потолкаться среди Флошей.
В самом большом бочонке вино было темно-красного цвета, тогда как из маленького лилась жидкость, прозрачная, как горная вода, но такая крепкая, что прямо обжигала язык.
Никому из Флошей не был известен ни белый, ни красный напиток. И это было неприятно. Скучно пировать, когда не знаешь, чем ты угощаешься.
— А ну-ка, Император, отведайте вот этого! — сказал, наконец, Хвост, делая первый шаг.
Император, который только и ждал приглашения, снова выступил в роли дегустатора.
О красном он сказал:
— Здесь есть апельсин.
А насчет белого заявил:
— А это отдает капустой..
Пришлось удовольствоваться этими ответами, так как Император кивал очень решительно, как человек, который счастлив удовлетворить своим разъяснением всех.
Только аббату Радигэ его ответы показались малоубедительными. Он хотел знать самые названия вин. По его уверениям, они все время вертелись у него на языке. И чтобы разобраться «окончательно», он пил стакан за стаканом, не переставая повторять:
— Постойте, постойте. Я знаю, что это такое... Сию минуту я вам скажу.
Между тем и Маэ и Флоши пришли понемногу в хорошее настроение.
Особенно громко хохотали Флоши: они смешивали вина, и это еще увеличивало их веселость.
Но те и другие продолжали держаться особняком., Они не предлагали друг другу отведать из своих бочонков, а лишь обменивались дружескими взглядами, отнюдь не высказывая вслух охватившего их желания попробовать из соседского бочонка, в котором непременно вино было лучше.
Братья-враги, Тюпен и Фуасс, весь вечер просидели рядом, ни разу не пригрозив друг другу кулаком.
Многие заметили также, что Рыжий и его жена пили из одной чашки.
Что касается Марго, то она раздавала ликер на стороне Флошей. Она наливала стакан так полно, что вино текло у нее по пальцам и ей то и дело приходилось их обсасывать. Она делала это так тщательно, что, вовсе не желая ослушаться отца, запретившего ей пить, охмелела не хуже сборщицы винограда.
Нельзя сказать, чтобы ей это совершенно не было к лицу. Наоборот: она разрумянилась, а глаза горели, как две свечки.
Солнце садилось, и вечер был по-весеннему теплый.
Покончив с бочонками, коквилльцы и не думали идти обедать. Уж слишком хорошо было на берегу.
Наступила глубокая ночь.
Сидевшая в стороне Марго вдруг почувствовала на затылке чье-то дыхание.
Это Дельфин, развеселившись, по-волчьи подкрался к ней сзади на четвереньках.
Чтобы не разбудить отца, она удержала готовый вырваться крик: Хвост непременно дал бы ему хорошего пинка под зад.
— Отстань, дурачок! — полусердито, полусмеясь сказала Марго, — Как раз попадешься.
Когда коквилльцы проснулись на следующий день, солнце уже стояло высоко над горизонтом.
Стало еще теплее. Море дремало под ясным небом. Погода располагала к лени, приятным казалось ничего не делать.
Была среда.
До завтрака Коквилль отдыхал от вчерашнего пиршества. Потом все сошли на берег — посмотреть, что творится на море.
В этот день было забыто все: рыбная ловля, вдова Дюфё, г-н Мушель.
Хвост и Рыжий не заикнулись о том, чтобы ехать осматривать верши.
К трем часам снова было замечено несколько бочонков. Четыре из них плясали как раз против самой деревни.
«Кит» и «Зефир» кинулись за ними в погоню. Но так как бочонков хватало на обоих, никто о них не спорил, и каждая лодка получила свою долю.
В шесть часов Рыжий и Хвост вернулись, обшарив весь заливчик. У того и другого было по три бочонка.
И пир возобновился.
Для удобства женщины снесли вниз столы и даже притащили скамейки. Устроили два открытых кафе, вроде тех, какие были в Гранпорте.
Маэ расселись на левой половине пляжа, Флоши — на правой, все еще разделенные чертой на песке.
Однако в этот вечер Император переходил из одного лагеря в другой и переносил полные стаканы, давая каждому отведать из всех шести бочонков.
К девяти часам народ разгулялся еще больше, чем накануне.
И на другой день коквилльцы никак не могли припомнить, каким образом они добрались до постелей.
В четверг «Зефир» и «Кит» поймали только четыре бочонка, по два каждый. Но бочонки были огромные.
В пятницу улов превзошел все ожидания: Рыжий поймал три бочонка, Хвост четыре — всего семь.
И вот для коквилльцев наступил золотой век.
Никто теперь ничего не делал. Чтобы дать перебродить вчерашнему хмелю, рыбаки спали до полудня. Потом они спускались на берег и, прогуливаясь, вопрошали взглядом море.
Единственно, что их занимало, — это какое вино принесет им прилив.
Они часами просиживали на берегу, устремив глаза на океан, и радостно вскрикивали при появлении какого-либо плавучего предмета.
Женщины и дети взбирались на верхушки скал и оттуда махали руками, указывая на какой-нибудь пучок водорослей, кружившийся на волнах.
