расчувствовавшись, он тоже хотел быть любимым.
Напрасно исполненный благодушия аббат Радигэ пытался проповедовать прощение обид. Все были уверены, что вот-вот произойдет какая-нибудь неожиданная неприятность.
— Ба! — говорил Хвост. — Все уладится. Если завтра будет хороший улов, вы сами увидите... За ваше здоровье!
А между тем и сам Хвост был далеко не безупречен. Он все еще продолжал подстерегать Дельфина и, как только замечал, что тот приближается к Марго, награждал его пинком ноги.
Император негодовал: какой смысл мешать двум молодым людям посмеяться.
Но Хвост божился, что скорее убьет дочь, чем отдаст ее Малышу. Да и сама Марго не захочет.
— Правду я говорю? — кричал он. — Ты у меня гордая! Ты никогда не пойдешь за такого голяка.
— Никогда, папа, — отвечала Марго.
В субботу Марго выпила много сладкого ликера. До сих пор никто и понятия не имел о подобной сладости. Марго пила без всякой опаски и скоро очутилась возле самого бочонка.
Ей было хорошо, как в раю, и она радостно смеялась.
Она смотрела на звезды, и ей казалось, что от них исходит веселая плясовая музыка.
В этот момент Дельфин скользнул в тень бочонка.
— Скажи, Марго, ты хочешь?
Она продолжала улыбаться. Потом ответила:
— Но папа не хочет.
— О! Это ничего не значит, — настаивал Малыш. — Знаешь, старики никогда не хотят... Лишь бы ты хотела.
Он расхрабрился и поцеловал ее в шею.
Она запрокинула голову, и дрожь пробежала у нее по плечам.
— Оставь, мне щекотно.
Но она уже не заикнулась о том, что надает ему пощечин, да и не могла бы этого сделать — руки у нее стали какими-то вялыми.
К тому же эти короткие поцелуи в шею были ей приятны. Она сладостно замирала от них, как от вина.
Кончилось тем, что, повернув голову, она, как кошка, вытянула подбородок.
— Ну же! — лепетала она. —Там, за ухом... У меня там прямо зудит!.. Ох, как приятно!..
Они совсем забыли о Хвосте. К счастью, Император был на страже. Он указал на них аббату Радигэ:
— Взгляните, кюре!.. Уж не лучше ли их поженить?
— Нравы от этого только бы выиграли, — ответил священник поучительным тоном.
И он взял на себя завтра же уладить это дело, поговорив с Хвостом.
А Хвост тем временем напился до такой степени, что Император и священник должны были оттащить его домой.
Дорогой оба пытались вразумить его насчет дочери. Но ничего не добились, кроме брани.
Прячась за их спины, Дельфин и Марго уходили, озаренные звездным светом.
На другой день, к четырем часам, «Зефир» и «Кит» уже выловили семь бочонков. В семь часов «Зефир» поймал еще два. Итого девять.
Вот когда коквилльцы как следует отпраздновали воскресенье!
Они пьянствовали уже седьмой день.
Праздник был настоящий. Такого никто не видал и никогда не увидит.
Попробуйте напомнить о нем в Нижней Нормандии, и вам ответят со смехом:
— А! да... праздник в Коквилле.
Между тем еще со вторника г-н Мушель немало удивлялся, не видя в Гранпорте ни Хвоста, ни Рыжего.
- Чем, черт возьми, могут заниматься эти бездельники? Море спокойно, рыбная ловля должна быть превосходной. Может быть, они хотят привезти разом весь груз камбалы и лангуст?
И он стал терпеливо ждать среды.
В среду г-н Мушель уже начал сердиться.
Нужно заметить, что вдова Дюфё была особа не очень покладистая и всегда сразу же переходила на крупный разговор.
Хотя г-н Мушель был красивый парень, высокий и белокурый, но перед ней он робел, — тем более что мечтал когда-нибудь на ней жениться. Он ей постоянно угождал, надеясь, как сделается хозяином, поквитаться за все и навсегда, успокоив ее хорошей оплеухой.
Итак, утром в среду вдова Дюфё бушевала. Она жаловалась, что отправка товара остановилась и что пропущено время прилива.
Она обвиняла приказчика в том, что он бегает за девушками, вместо того чтобы заниматься мерланом и макрелью, которые должны сейчас ловиться в изобилии.
Раздосадованный г-н Мушель сослался на то, что, как ни странно, коквилльцы не сдержали данного слова.
На одну секунду вдова Дюфё даже притихла, так она была изумлена.
— О чем же они думают? Никогда еще они не вели себя подобным образом!..
Но тут же заявила, что ей нет дела до коквилльцев, Мушель обязан все предусмотреть заранее, и если он еще раз позволит рыбакам издеваться над собой, она примет свои меры.
Это так обеспокоило Мушеля, что он мысленно послал к черту и Хвоста и Рыжего.
— Может быть, завтра они все-таки объявятся?..
Но и на другой день — это был четверг — не явился ни тот, ни другой.
Под вечер обескураженный Мушель взобрался на скалу влево от Гранпорта, откуда издали был виден весь Коквилль и даже желтый песок морского берега,
Мушель смотрел долго.
Озаренная солнцем деревня дышала спокойствием. Легкие дымки поднимались из труб — должно быть, женщины варили похлебку.
Господин Мушель удостоверился, что Коквилль продолжает стоять на своем месте, никакой обломок скалы его не раздавил, и приказчик все меньше понимал, в чем дело. Уже готовясь спуститься вниз, он вдруг заметил в заливе две черные точки. Вероятно, это и были «Зефир» и «Кит». Он поспешил пойти успокоить вдову Дюфё: коквилльцы ловят рыбу.
Прошла ночь. Наступила пятница. А коквилльцев нет как нет.
Приказчик десятый раз влезал на свою скалу. Он терял голову. Вдова Дюфё рвала и метала, а он не знал, что ей сказать.
Между тем Коквилль продолжал стоять на прежнем месте, греясь на солнце, как ленивая ящерица. Только дымков г-н Мушель уже больше не видел. Деревня казалась вымершей.
— Издохли, что ли, они все в своей дыре?!
Правда, на берегу что-то копошилось. Но это, быть может, лишь водоросли, колеблемые морем?
В субботу все еще не появилось ни души.
Вдова Дюфё уже больше не кричала, взгляд ее стал неподвижным, губы побелели.
Господин Мушель провел на скале целых два часа. В нем росло любопытство. Ему захотелось во что бы то ни стало узнать причину странной неподвижности деревни. Эти благочестиво дремлющие на солнце лачуги начинали его раздражать.
Наконец он принял определенное решение: рано утром в понедельник он отправится в Коквилль сам и постарается попасть туда к девяти часам. Поездку в Коквилль г-н Мушель предпринял вовсе не ради прогулки и потому предпочел отправиться туда сухим путем. Таким образом, он нагрянет в деревню, когда его совсем там не ждут.
Экипаж доставил г-на Мушеля в Робинье. Там он вкатил его под навес, не желая рисковать им для
