«Нас!» Она сказала: «нас»! С ужасом она поняла, что сказала «нас»! Что происходит? Жюльен взял ее за талию, притянул к себе. Она почувствовала, как колени ее подгибаются. Но пират не выпустил ее из объятий и железной рукой втащил на борт.
Она была почти без чувств, когда корабль поднял якорь. Словно сквозь пелену она услышала, как тяжелая цепь со скрежетом поползла вверх, а затем обрушилась на палубу. В это же время банки отделились от спины Жюльена и с громким стуком раскатились по полу. Клементина догадалась, что ее будут насиловать всей командой, и не стала сопротивляться. Чьи-то горячие руки (сколько их было, этих рук? Сколько всего было флибустьеров?) срывали с нее одежду, затем коснулись ее тела. Она была обнажена. Теплый, расслабляющий бриз южных морей овевал ее бедра, ее живот.
Жар удесятерял силы Жюльена. В мгновение ока он убрал все паруса Клементины и сорвал с нее лифчик, открыв две перламутровые груди, две морские раковины. Чтобы завершить маневр и выстоять в надвигающейся буре, он побросал за борт паруса с бушприта, бизань- и фок-мачты. Лихорадочно горящими губами он обследовал верхнюю палубу и корму, а затем взялся за руль.
Внезапно поднялся ветер, море разыгралось. Вдали прогремел гром. Теперь Жюльен видел впереди лишь бушующие волны. Он вел судно не по карте, а на глазок. Нет, даже не так! Он вел его на ощупь, по запаху, по соленым брызгам, беспрестанно орошавшим его лицо.
Их было по меньшей мере два десятка, два десятка флибустьеров, овладевших Клементиной. Насилие клокотало в ней. Она, конечно, погибнет! И это будет ее лучшая роль!
Она не нуждалась в режиссере. Слишком давно она мечтала об этой сцене. Ее распластали на палубе, привязали к мачте. Режиссер кричит: «Мотор!» — и Дуглас Фербэнкс, его дублер, остальные актеры и несколько актрис, и еще статисты, осветители, сценарист (и, разумеется, автор этой книги!) бросаются на нее и совершают над ней насилие!
Но все это, конечно, происходило только на кинопленке! Никто с ней ничего такого не делал…
Проплыв среди актиний, Жюльен добрался до сокровеннейшего из кораллов океана Клементины, который колыхался под его губами.
Он крепко держал ее за бедра, словно пил из большой чаши с двумя ручками, тяжелой золотой вазы, украшенной драгоценными камнями. А Клементина скатывалась в чарующую бездну вновь и вновь повторявшегося обморока.
На этот раз Жюльен решил идти до конца. Анжель, Жюстина и другие в последнюю минуту останавливали его. Но Клементина! В своих грезах о насилии она унеслась так далеко! Не обесчестить ее на самом деле значило бы ее обмануть!
Но Клементина приходила в себя! Пиратский корабль уплывал куда-то вдаль, к горизонту. «Боже! Что со мной случилось?» — прошептала красавица актриса. «Почему я голая?» Ее туманный взгляд остановился на Жюльене. «Что ты тут делаешь?» В данную минуту он не делал ничего и простодушно признался в этом. «А почему ты тоже голый?» По-видимому, у бедной женщины не осталось никаких воспоминаний о пережитом. Она попыталась встать, найти что-нибудь из одежды, чтобы прикрыть наготу, но тело ее не слушалось. Она задумалась. Она хотела вспомнить, хотела понять, напрягала для этого все силы. В уме всплывали только разрозненные картины, которые смешивались с более давними воспоминаниями.
— Жюльен! — вдруг сказала она. — Скажи мне правду! Что тут произошло?
— Да ничего! Ничего! — разочарованно ответил Жюльен.
Клементина чувствовала такую усталость, что эти простые слова и искренний тон юноши сразу ее успокоили. Любовь и наслаждение могли быть для нее только мечтой. Роль есть роль, будь то в фильме, в драме или в комедии! Клементина успокоилась, но ощутила разочарование.
Жюльен одел актрису. Он был тронут растерянным выражением ее лица, но не догадывался об истинной причине этой растерянности. Затем он помог ей добраться до ее комнаты, где она тут же заснула.
Жюльен удалился на цыпочках, бесшумно закрыв за собой дверь. Но ничто не могло разбудить Клементину: она вновь попала в руки пиратов.
Когда поздно вечером она очнулась от целительного сна, то увидела, что лежит в собственной постели. И слабо улыбнулась, подумав о том, какая чушь ей приснилась.
Жюльен вошел в гостиную. Жюлиа сидела на полу, облокотившись на ручку кресла, в котором сидела Клементина и вместе с ней рассматривала альбом с фотографиями.
— Здесь, — поясняла актриса, — он влезает в окно. Я этого не слышу. Я только вижу страх в глазах бандита, который меня связал…
Клементина наклонилась к Жюлиа, чтобы показать, какое выражение лица было у бандита.
— Конечно, у него это получалось гораздо лучше, чем у меня, — призналась она.
Жюльен подошел к креслу с другой стороны и заглянул в альбом через плечо Клементины.
— Шейх убивает бандита одним ударом сабли (правой рукой она рассекла воздух). Потом освобождает меня.
— И, конечно, увозит вас с собой! — подытожила Жюлиа.
— Не сразу. Вначале он должен меня поцеловать. Тут начинается большая любовная сцена, лучшая сцена в этом фильме.
— Но там ведь были и другие бандиты, — вмешался Жюльен. — Они могли убить и вас, и шейха. Вам бы первым делом сбежать, а уж потом целоваться!
— Во время любовной сцены нам никто не мог помешать, — улыбнулась Клементина. — Когда двое целуются, время останавливается и больше ничего не происходит.
— Это только в кино! — резко сказал Жюльен.
— Нет! — поправила его Клементина. — В жизни — тоже.
— Я бы хотела стать актрисой, — мечтательно сказала Жюлиа. — Наверно, это потрясающе!
— Можешь попробовать! — сказала Клементина, закрывая альбом.
— Но… Но как?
— Просто сыграй эту сцену, вот и все.
Заросли шиповника и бирючины в дальнем конце сада послужили естественной декорацией для любовной сцены Жюльена и Жюлиа. Заходящее солнце заменило огни рампы.
Клементина уселась на складном стуле напротив них.
— Нет, Жюльен! Ты держишь ее, как вязанку хвороста! Обними ее понежнее! Ты ведь любишь ее! Ты сто раз рисковал жизнью, чтобы до нее добраться.
Но Жюльен не осмеливался. Что-то мешало ему. Его руки не желали обвиваться вокруг Жюлиа, не желали играть комедию. Какая-то недоверчивая вялость утяжелала его движения.
Жюлиа, наоборот, была слишком напряжена. Вытянув руки вдоль тела, плотно составив ноги, она застыла в паническом столбняке. Жюльен чувствовал эту напряженность и принимал ее за отвращение.
Он наконец держал кузину в своих объятиях, но то была лишь комедия. И даже эту комедию Жюлиа играла неохотно. Ему захотелось разжать объятия, отойти в сторону, сказать ей: «Да нет же, я тебя не люблю! Успокойся! Я играю эту роль только для того, чтобы доставить удовольствие Клементине. Наша помолвка, наши клятвы, наши забавы — со всем этим давно покончено! Теперь я стал взрослым. Ты меня больше не интересуешь».
А Жюлиа ощущала ватное безразличие, исходившее от его рук, от всего его тела, и ей казалось, что кузен окончательно, бесповоротно отвергает ее, ведь она все знала, видела по ночам, как он ходит к Жюстине, к Анжель, к другим женщинам в замке! И она напрягалась еще больше, во всю силу своей уязвленной гордости. Как бы ей хотелось испытать отвращение даже от такого, почти неощутимого прикосновения Жюльена! Но это ей не удавалось. Наоборот, она с трудом сдерживалась, чтобы не закрыть
