глаза, не сомлеть в театральном поцелуе, который Жюльен должен был запечатлеть на ее устах.
— Ты тоже любишь его! — объясняла Клементина. — Ты счастлива! Он сильный, красивый, он твой спаситель! Ну же, давай! Побольше чувства!
Неловким движением Жюлиа положила руки на плечи Жюльена. И почувствовала, что они слегка дрожат.
— Целоваться надо по-настоящему? — неуверенно спросила Жюлиа.
— Должно казаться, что по-настоящему! — с загадочной улыбкой ответила Клементина.
Неуклюже обнявшиеся Жюльен и Жюлиа не двигались и глядели друг на друга с одинаковым беспокойством. Каждый старался уловить в глазах другого насмешку, скрытый вызов.
— Ну, что там? — спросила Клементина, изображая нетерпение.
Жюльен чуть прикоснулся губами к губам Жюлиа.
— Нет, это не дело!
Как быть? Жюльен любил Жюлиа. С каждым днем он любил ее все сильнее. И он не хотел страдать, не хотел ощутить в этом поцелуе отвращение, или презрение, или попросту равнодушие кузины.
Что ж, тем хуже! В этой игре он утратит последние иллюзии. И он сжал Жюлиа в объятиях со всей силой, на какую был способен. Это будет не театральный, это будет настоящий поцелуй!
Жюлиа широко раскрыла глаза от удивления. Язык Жюльена пытался разомкнуть ее губы. Да-да, именно так! Но она, Жюлиа, не соглашалась, это было так внезапно, нет, не здесь, не в присутствии Клементины! Не надо все портить! Жюльен, прошу тебя!
Девушка закрыла глаза. Ее лицо вдруг стало безмятежным. Можно было подумать, что она спит и видит сон, что она где-то бесконечно далеко от Клементины, от этого сада, где смешались багрянец осени и пламя заката.
Была ночь. Время вернулось на два месяца назад. Она скакала по лугам на своей лошади. Она была обнажена и казалась белым сиянием, плывущим во тьме. Перед кустарником, куда спрятался Жюльен, чтобы взглянуть на нее, она придержала лошадь. Она спешилась и направилась к нему. Жюльен пошел ей навстречу…
— Браво! Замечательно! — воскликнула Клементина.
Жюлиа и Жюльен вздрогнули, но не разомкнули объятий.
В тот вечер у Жюлиа сделалась сильнейшая мигрень, она не стала ужинать, а сразу поднялась к себе. Жюльен пожаловался на ужасную боль в спине, которая практически не давала ему двигаться. Он извинился и встал из-за стола, не дождавшись окончания ужина.
Они встретились в комнате Жюлиа.
Клементина долго не могла заснуть. Она уже видела сон: шейх врывался в темницу, изничтожал бандитов, освобождал ее от пут. Они хотели поцеловаться… и она внезапно просыпалась в темноте, одна в своей комнате!
И она подумала, что теперь не сможет играть эту роль даже во сне. Роль больше не принадлежала ей, она ее подарила. Часть ее сна только что перешла к Жюлиа. Она отдала Жюлиа тот избыток чувства, который сделал ее великой актрисой, ту искорку страсти и самозабвения, которой Жюлиа раньше недоставало.
Теперь она могла заснуть спокойно. Ей уже не нужны были сны. Не нужно было снова становиться актрисой. Другая актриса продолжит ее сон, сыграет ее любимую сцену, тот «грандиозный финал», который на самом деле — лишь начало.
И Клементина погрузилась в глубокий, спокойный сон. Незнакомец в черном плаще перебрался в другую комнату, и она была не против.
Через несколько дней Жюльен вернулся в коллеж. Он писал письма Жюлиа на уроках латыни, на уроках истории, на уроках математики. Он получал очень плохие отметки, но Жюлиа отвечала на все его письма. В маленьких розовых конвертах было множество исписанных листочков. Жюльен приобрел большой авторитет среди товарищей, но ни о чем им не рассказывал.
Он написал несколько писем Пуне, но ни разу не упомянул Жюлиа. А Пуна со своей стороны намекала на какого-то таинственного «большого мальчика», которому было не менее четырнадцати лет, который каждый четверг ждал ее у дверей пансиона и долго, страстно, молча смотрел, как она и ее подружки парами проходят мимо.
Эдуар и Шарль вернулись в прекрасный замок праздновать Рождество. Вначале Эдуар из патриотических чувств хотел провести праздник в своей части. Он говорил, что офицеры должны подавать пример патриотизма, отказываясь от увольнительных. Но поскольку генерал Гамель попросил Эдуара лично засвидетельствовать очаровательной Аньес его почтение, он скрепя сердце согласился. Это ведь был приказ, в некотором роде задание.
Остальные мужчины приехали еще накануне. Их ждали с большим нетерпением. Профессор Гнус спешно приготовил аппаратуру и ввинтил новые лампочки. Это была незабываемая ночь. Местные крестьяне до сих пор рассказывают о молнии, сверкнувшей над громоотводом замка, о чудовищном раскате грома и о снеге, который падал крупными хлопьями. Никто в доме не пострадал.
Эдуар, прибывший на следующее утро вместе с Шарлем, заметил только, что «тут пахнет серой».
— Не так грубо, друг мой! — строго заметила Аньес, которой послышалось что-то другое.
Клер без конца прихорашивалась перед тем, как показаться жениху, а он битый час дожидался ее в гостиной с букетом роз. Там же, на оттоманке, лежала Жюлиа, подложив под голову большую подушку. Последние недели у нее наблюдались приступы тошноты, из-за которых ей приходилось ложиться.
Шарль подошел к ней, заложив руки за спину. Он почему-то не хотел показывать ей свой букет.
— Добрый день, кузина! Что поделываешь?
— Вы же видите, кузен! Я вяжу.
