Даниэль покрепче обнял Элли и повёл вперёд, поскольку викарий уже начинал церемонию.
— Возлюбленные мои…
В коттедж Даниэль с Элли возвращались одни, промёрзшая трава хрустела под ногами. Сопровождало их лишь предвосхищение. Даниэль растопил внизу очаг, потом поднялся наверх, чтобы зажечь ещё один в спальне, пока Элли собирала кое-что на ужин. Они ели почти в молчании, медленно, изредка пригубливая вино, запивая им пирог с дичью, который принёс Даниэль.
Он отложил нож и вилку и произнёс со скупой улыбкой:
— Ни слова не идёт на ум, ни кусок в горло не лезет, любовь моя, когда я так хочу тебя. Не подняться ли нам наверх?
Элли робко кивнула.
Крепко обхватив за талию друг друга, они поднялись по лестнице. Элли вспомнила, как с каким трудом тащила его верх по лестнице в первый раз, его упорное мужество, сопровождающее каждый шаг, и почувствовала новый прилив любви. Как далеко они ушли за такое короткое время…
Когда они добрались до спальни, она заколебалась, вдруг поняв, что ей следовало бы пойти раньше его и переодеться в ночную рубашку. Она взглянула на занавеси напротив алькова, где стояла кровать, и подумала, не зайти ли за них, чтобы там переодеться. Будет немного неудобно. Да и вся эта комната не так уж велика.
Элли взглянула на Даниэля, и все её вопросы и сомнения растаяли в голове как дым, когда он наклонился и нежно поцеловал её в губы. Она приникла к нему, возвращая поцелуй со всем жаром страсти, и зарывшись любящими пальцами в его волосы, нащупала под короткими кудрями зарубцевавшийся шрам. Элли смогла легко найти то место, где у него была рана, вокруг которой она тогда выстригла ему волосы.
Даниэль почувствовал, что она дрожит. Он так хотел её, хотел нырнуть с ней в постель, сделать своей, взяв её со всею страстью одним сильным движением. Она была его! Его любимая. Одна в его сердце. Элли. Чьи влажные поцелуи покрывали сейчас его лицо. Такая нежная, тёплая, щедрая. Он ощущал гордость, изначальную, гордость собственника.
А она дрожала. И не просто от желания.
Он вспомнил её потрясение, когда прикоснулся к ней ещё тогда, тем утром, её удивление, когда она изумилась наслаждению, что подарил он ей своими руками. Он поцеловал её более жарко, и его словно пронзило молнией, когда он почувствовал её восторженный, ещё не смелый, неопытный отклик на его ласки. Она побывала в роли замужней женщины, матери, потом вдовы, его маленькая Элли, но в наслаждении плотской страсти была столь же невежественна, как новобрачная.
Даниэль обуздал свои желания и с готовностью принялся посвящать любимую в науку наслаждения между мужчиной и женщиной. Покрывал её нежное тело поцелуями, гладил ладонями, без слов прогоняя её тревоги, лаская, согревая, узнавая.
Кремовый шёлк одеяния выглядел грубым и безжизненным на фоне трепещущей чувствительной плоти Элли. Он расстегнул платье, одну жемчужину за другой, постепенно освобождая нежное, гладкое шелковистое тело. Потом стянул с плеч платье, и жена стыдливо покраснела под его взглядом до розовых вершинок грудей. Самая прекрасная картина, которую он когда-либо видел. Он наклонился и припал ртом к соску. Она выгнулась ему навстречу, всхлипнув и чуть застонав, невольно прижимая его голову к груди.
Он окинул взглядом снизу до верху её пылающее жаром и страстью тело, увидел, как она откинула назад голову, как затуманились от наслаждения её глаза. Обуздывая собственные потребности, он обратил своё внимание на другую грудь и был вознаграждён протяжным прерывистым стоном.
Медленно, дюйм за дюймом, Даниэль освобождал любимую от одежды. В этот раз количество и хитроумие устройств женских штучек не вызывали в нём нетерпение, поскольку когда очередной предмет туалета соскальзывал с её тела, она так восхитительно покрывалась румянцем и чувственно трепетала под его тёплыми руками, неспешно раздвигающими мягкие батистовые складки одеяния. Даниэль подумал, что надо одеть жену в шелка. А несколько минут спустя ему в голову пришла иная мысль. Лучше ей вовсе не носить нижнее бельё…
Наконец, она осталась обнажённой. Пламя разожжённого им камина мягко окрашивало её тело в персиковый цвет. Краснея, она взглянула на балдахин, потом на него, и он понял, что она хотела бы прикрыться, пока он будет раздеваться. Она стыдлива и скромна, его Элли.
И тут она удивила его.
— Думаю, теперь, моя очередь.
Нетерпеливые проворные пальчики мигом развязали шейный платок и расстегнули рубашку. Она заколебалась, когда дело дошло до бриджей, но потянулась и к ним. Даниэль сцепил зубы, стараясь сохранить самообладание, пока она возилась с пуговицами, сосредоточенно хмурясь, задевая руками его возбуждённый орган, и грудь её при этом мягко покачивалась.
Наконец расстегнула бриджи и спустила их вниз. И подняв глаза, впилась в него взглядом. Словно никогда прежде не видела голого мужчину, так её заворожило зрелище. А потом протянула руку и коснулась его, тут уж он не смог дальше держаться. Опрокинул на кровать, и без всякого изящества, которым мог бы гордиться, вошёл одним сильным движением. Она была жаркой, влажной и готовой. Элли выгнулась под ним, тело её стремилось ему навстречу, хотело быть ближе, приглашало… и пока его собственное тело, выйдя из повиновения, востребовало её, она, застыв, потрясённо уставилась на него, широко распахнув глаза.
— Даниэль, — задохнулась она. — Что происходит? — И тут она выгнулась под ним, и забилась в безудержных сладких судорогах.
— Отпусти себя, любовь моя, я здесь, с тобой, — прохрипел он, сам подступив к порогу освобождения.
— О, Даниэль, Даниэль, я люблю тебя.
И сокрушила его, посылая за грань благословенного забвения…
До сих пор ему ещё ни разу не довелось узнать ничего подобного. Даниэль с пытливой задумчивостью любовался на свою прекрасную взъерошенную новобрачную. Он-то решил, что будет тем, кто посвятит Элли в новый мир любовных страстей между мужчиной и женщиной. Но если он показал ей новый свет, то и она ввела его в новый мир, мир, о существовании которого он даже не подозревал. Мир, в котором делишь страсть с женщиной, которую обожаешь. Плотские наслаждения, осознал он, лишь слабые эфемерные мгновения в сравнении с тем, что произошло между ними. То мгновение, когда её настигло освобождение… впервые в её жизни…
Забудет ли он, сможет ли забыть когда-нибудь, как взглянул в её глаза, как она смотрела на него, выкрикивая, что любит его… как затрепетала от наслаждения, доводя его до беспамятства вместе с ней?
Словно всю свою жизнь он смотрел на плоскую картину и не знал, что есть настоящая жизнь, в новом измерении, которая ждёт по другую сторону холста. Или же всю свою жизнь пробовал разнообразные блюда и не знал, что есть на свете такая вещь, как соль…
Нет, не отыскать поэтических образов, чтобы описать, каково делить страсть с Элли. Даниэль знал только, что хотел прожить до глубокой старости так, чтобы любить её каждый день своей жизни.
Он наклонился и стал будить её поцелуями, улыбаясь, когда она потянулась с сонным наслаждением и приникла к нему, ещё не успев проснуться….
Поздним утром появился экипаж, чтобы забрать их в Ротбери. На дверце красовался герб. Элли удивлённо обратила взор к Даниэлю. Слишком уж великолепная карета для фермера.
Он усмехнулся.
— Она принадлежит вдовствующей виконтессе леди Ротбери, любовь моя. Когда я сказал ей, что привезу невесту, она настояла, чтобы я взял её экипаж.
— Должно быть, она очень добросердечная леди.
— Можешь, что угодно говорить, — согласился сухо Даниэль. — Только я со своей стороны приписал бы это привычке повелевать. Эта женщина портит мне жизнь с тех пор, как потеряла мужа и старшего сына.
