— Ты ничтожество, поэтому ты лох!
— Подлец, — добавила Ксюша, и еще добавила: — Вор конфет!
Отшвырнул клавиатуру, медленно встал из-за стола.
— А-а! Убивают! — заорала Лариса.
— А-а! Убивают! — заорала Ксюша.
— А-а! — заорал проснувшийся Тоша.
Полная клиника! Хотя идея у них неплохая.
Быстро оделся в спальне и стал медленно обуваться в коридоре. Три головы на разных уровнях высунулись из зала.
— Ты куда? — спросила жена.
— Ты куда? — спросила Ксюша.
— Куда? — спросил Тоша.
— Тазобедренными мышцами резать провода. В «Нефтегазтрансконтиненталь» съезжу.
— А тебя не заасфальтируют, как в «Криминальных происшествиях» показывали? — спросила жена. Дети не спросили ничего, потому что Тоша вцепился в кулек Ксюши и Ксюша потащила его вместе с кульком на расправу в детский уголок за шкафом.
Над вопросом жены не мешало бы и поразмышлять, но не расшнуровывать же теперь эти дурацкие ботинки.
— В федеральную автомагистраль М5 Москва-Челябинск? Не исключено.
— Откуда я знаю, какой тут «газ» сидел, нам сказали отремонтировать фасад с крыльцом, мы ремонтируем.
— Можно пройти внутрь? — спросил смуглого штукатура, возможно из солнечного «Понедельника».
— Нет, запрещено. За пленку нельзя заходить. Штраф дадут.
— Кому дадут? Сколько штраф-то?
— Ну хотя бы рублей пятьдесят.
Протянул купюру и шагнул за грязные, свисающие с крыши полиэтиленовые защитные полотнища, шарахнулся головой о строительные леса и оказался в черном пустом вестибюле около пустого письменного стола перед черной бронированной дверью, за которой жизнь не угадывалась. Два раза пнул дверь.
— Нельзя пинать, — сказал подошедший смуглый штукатур.
— А?!
— Штраф за пинание положен, сто рублей.
— А там есть кто?
— Нет, все переехали — ремонт делаем.
Покачал головой, хотел сказать штукатуру что-нибудь неполиткорректное, но зазвонил телефон:
— И ты молчал?!
Похоже, информация о завершении моей карьеры дошла и до жены.
— О чем?
— Не прикидывайся, только что звонила Ленка, ее Вадик ей сказал, что тебя уволили с работы!
— Это еще только слухи, а потом, я и сам давно собирался уходить.
— Куда ты мог собираться?! Ленка говорит, что Вадик сам видел приказ.
— Может быть, твой Вадик его и поднес на подпись?
— Вадик, между прочим, очень переживает за тебя, несмотря на твое свинское поведение. А меня ты достал! Мое терпение лопнуло, я ухожу к Макаревичу, который ведет себя как мужчина и не устраивает истерик из-за кулька конфет!
— Я устраиваю?!. — гудки загудели, ожидающему штукатуру с широкой улыбкой и с протянутой широкой ладонью сказал, что не пошел бы он в свой «Понедельник», кое-как выполз из полиэтилена, сел в автомобиль и поехал по шоссе номер М5 куда глаза глядят.
Долго ли, коротко ли — приехал.
— Откуда вы? А к нам-то зачем? — глава сельской администрации в перемотанных прозрачным скотчем очках снимал с головы темно-синюю фетровую шляпу навырост, любовно ее оглядывал, опять надевал на оттопыренные уши и никак не мог понять, чего от него хотят.
— Ричард Спартакович, может быть, у вас работа какая есть, я бы мог чего-нибудь того…
Стишки к дням рождения рифмовать, вести с полей сочинять или быков водить на осеменение противоположного пола.
— Нету у нас в Зигазах работы!
Поглядел за окно конторы, вертикальные густые дымы из печных труб подпирали все еще ранние февральские звезды, которые вместе с полной луной освещали все село, накатанную дорогу к нему, незамерзающую горную речку посреди села, небольшие поля в долине и древние пологие вершины, по которым не ходит никто.
«Кроме толп полупьяных туристов из клуба самодеятельной песни «Солнышко лесное»», — возразил собственным ощущениям и переспросил:
— А?
— Нету, грю, ниче! — снял шляпу Ричард Спартакович.
Зато у вас белый-белый снег не из снегоделательной машины германского производства, небо чистое-чистое не из павильонных съемок сериального мыла, и в ушах ни одного рэпера с детсадовским образованием, ни одного шансонье со строгого режима, только тишина звенит.
— А в школе нет вакансий?
— Чего?! — Ричард Спартакович надел шляпу. — У Райки-куркулихи все есть: и уголь, и стеклопакет, и вагонка! Сеялка новенькая есть — не дает! Вакансия тоже, если поискать, где-нибудь припрятана. Вот туда, к ней в школу, и иди, а мне некогда — автолавка из Нижних Зигазов приехала, сейчас моментом все разберут! И я не Ричард Спартакович, ты не читай, что на двери написано, там могут и плохое написать. Я зам по безопасности Саитбабаев! Запомни на будущее!
— Ни в жизнь не забуду!
Вышел от сторожа Саитбабаева и перешел на другую сторону улицы 26-и Бакинских комиссаров, зашел в длинное недавно срубленное бревенчатое здание, пахнущее сосной, гречневой кашей, свежевыпеченными булочками и неполовозрелыми человечками. Подергал все двери, открылась одна.
— Здрастьте, мне бы Раю, Раису, забыл отчество, — спросил закутанную в шаль кругленькую добродушную бабульку, спрятавшую при моем появлении ноги в белых мягких валенках под стул.
— Я Рая, чего хотите?
Пивка бы нефильтрованного.
— Вам не нужны учителя истории или там что-нибудь в этом роде?
Кроме литературы, конечно, туды ее растуды!
— Нет, не нужны, — тихо сказала Рая.
Замечательно, у меня в литинституте по истории все равно одни тройбаны были, ни одного из двадцати шести бакинских комиссаров по имени-отчеству не помню.
— А по географии, биологии, анатомии для начальных классов, английскому со словарем? Почти не пьющие не нужны? Завхоз, может быть, а?
Раиса подобралась, написала на мятой бумажке с синими печатями: «Не выдавать», оглядела меня с ног до головы, превратившись за эту короткую паузу из безвольной квашни в гранитную глыбу.
Вот бы научиться так.
— Не нужны нам географы, молодой человек! У нас по два учителя на полтора ученика! Своих прокормить не можем! Вон, к Ричарду Спартаковичу идите, может, возьмет на лесопилку!
