Проклятая демография! И «молодой человек», конечно, приятно, с одной стороны, а с другой — неприкрытое оскорбление уфимского гастарбайтера, ё-моё! Что же делать? Но на лесопилку я не хочу!
— А программирование, алгебра, физкультура, труд, диалектический материализм?..
Рая не успела мне еще раз бесстрастно отказать, потому что вбежала моя первая безответная любовь Айгуль Асликулева из 10 «А» и сказала, увидев меня:
— Ой!
— Чего опять случилось, Марьям?
Тоненькая, как тростиночка, черноглазая башкирочка смущенно улыбнулась, точь в точь как тридцать три года назад, и продолжила:
— Раиса Максимовна! Идрисов на всю зарплату отоварился!
— Как?! Он же слово давал! И Мишка-экспедитор слово давал, что не продаст! И что, уже начал, предатель?!
Марьям, не сводя с меня глаз, кивнула:
— Так он с Мишкой и начал, уже полчаса, как оба в клубе с телевизором по-матерному ругаются.
Раиса Максимовна строго посмотрела в мои осоловевшие от воспоминаний глаза:
— Толстого читали?
— Какого из классической четверки? — опешил от неожиданности.
— Образ Андрея Болконского завтра проведете вторым уроком в сборном девятом?
Марьям вдруг хихикнула в кулачок:
— Проведет.
Раиса Максимовна с удивлением взглянула на Марьям и почему-то опять начала таять:
— Проведет?
С удивлением взглянул на Марьям и вместо решительного отказа тоже растаял:
— Проведу… А снять можно где-нибудь комнату или домик недалеко от метро?
Раиса Максимовна пропустила мою заскорузлую остроту мимо ушей, улыбнулась Марьям и, опять превратившись в мягкую безобидную квашню, по-домашнему предложила:
— В библиотеке поживете? Туда все равно никто не ходит, а там печка, кровать, стол, стул, книжки, подшивки «Заливных лугов» и «Бельских просторов».
— Поживу.
— Марьям, ключ возьми и проводи товарища.
Небольшая комнатка библиотеки была чистенькой и уютной. В печке потрескивали дрова, на столе стоял чайник и две фарфоровые чашки.
Повесил тяжелое пальто на гвоздь, сверху повесил легкую желтенькую курточку беспрерывно улыбающейся Марьям.
Определенно, я ее мужчина. Солидный, опытный, э-э… умный… и… Эх, пивка бы!
— А я вас знаю, вы Егор Егорович.
Она меня знает? Нет, не надо меня знать! «Я приносила вам стихотворение «Любовь никогда не умрет, или Смерть неизбежна», вы обещали меня опубликовать, потом где-нибудь вместе пообедать, потом жениться».
Струхнул:
— Проза, публицистика, краеведение?
Марьям закрыла свои ровные, сахарные зубки ладошкой и залилась тем редким, но тем самым смехом, от которого мужчины всех возрастов и народностей превращаются в блеющих ягнят.
— Вы к нам на рыбалку каждое лето приезжали в Кызылярово, мы тогда там жили, пока деревню не ликвидировали, как не перспективную. Теперь мы в Зигазах живем, я учительницей начальных классов здесь работаю.
Открыл от удивления рот:
— Машенька? Какая ты стала, Машенька! Ты, Машенька, того, ты совсем эта, красавица. Может, Машенька, нам выпить нефильрован… Тьфу! Шампанского за возобновление знакомства?
Машенька все заливалась:
— А еще — вы похожи на бывшего мужа Раисы Максимовны!
Теперь ясен странный прием тети Раи. Что ж, причина уважительная.
Машенька перестала смеяться и протянула мне хозяйственную сумку:
— Здесь сметана, хлеб, яйца, котлеты. Заварка в ящике стола. Готовьтесь к завтрашнему уроку, я побежала, мне тоже пора готовиться.
— Куда ты?! — только успел крикнуть вдогонку.
Вышел на крыльцо. Поднял голову, в ночном небе висел белесый Млечный Путь, потянулся рукой к свисающим звездам, не достал, резко вдохнул чистый ледяной воздух — словно проглотил булатный клинок, — вернулся в теплую комнатку, нашел на стеллаже Льва Николаевича, прилег на лежанку, открыл графа и стал читать про Андрея Болконского.
«Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал все, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным…»
Это не то. Хотя закладочку надо бы оставить.
«…Совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..»
А вот это — то.
Закрыл глаза, стал лежать в абсолютной тишине, в точности как Андрей Болконский. Пролежал недолго. Часы на руке пропикали конец понедельника и начало вторника. Минут через пять вбежала Марьям, ловко увернулась от протянутых рук к ее курточке и с размаху задорно уселась на лежанку:
— Радость, Егор Егорович!
Ох, не люблю я нежданные радости! Их непременно уравновесят нежданные печали.
— Что такое?!
— Вышку открыли! С сегодняшнего вторника у нас в Зигазах тоже мобильная связь работает!
И зазвонил телефон:
— И где ты? Продолжаешь свой банкет?! И похоже с девицами?! Имей в виду, тебе завтра вести Тошку в младшую группу в детсад на Первомайской, а Ксюшу в подготовительную группу в детсад на Коммунистической.
И зазвонил телефон:
— Егорыч?! Ты куда исчез? Чуть дозвонился. Тут почетные народные литераторы из Коми-Пермяцкого округа приезжают, а тебя нет!
— Так есть же Евгений Аркадьевич.
— Какой Евгений Аркадьевич?! Аркадия Петровича сегодня утром на пенсию отправили. А Женька пацан еще совсем, мы его в «Бельские просторы» редактором в отдел сатиры решили определить, пусть Саныч с ним мучае… обучает ремеслу, в смысле. А ты чтобы завтра в восемь ноль-ноль был у меня, будем составлять план встречи гостей.
И зазвонил телефон:
— Егор! Здравствуй, дорогой! Это я — Вадик. Хорошо, что бумаги о твоем увольнении через меня шли, я это дело приостановил в самом начале, замял в зачатке, но сам понимаешь, сделать это было не просто. Теперь, Егорша, ты мой должник!
Пришла эсэмэска: ««Глобусрегионбанк», в лице Генерального директора Шпизеля Я. И., приносит Вам свои извинения за технический сбой, Ваш счет восстановлен и открыт для проведения операций,
