— Чего надо?!
Дима оглянулся за поддержкой к многоопытному Костику, но Костик исчез в комнате 235 и как будто кого-то там уже щекотал.
— Я с Костиком.
— А мне хоть с Майклом Джексоном.
— Да?
— Чего надо?!
— Костик! — нервно позвал Дима и сделал шаг к выходу. В пакете Димы легонько звякнули бутылки, Дима покраснел, а девушка вдруг пустила струйку дыма в направлении пакета:
— Ты в гости, что ли?
— Нет, то есть да.
— Угощаешь, что ли?
— Угощаю.
— А чего стоишь, мнешься?
— Да как-то так.
— Проходи, там Снежанка и Валька, я сейчас.
Дима робко вошел в комнату и сказал: «Здрасьте». В комнате было душновато и грязновато, на тумбочках валялся хлам дамских сумочек, на бельевой веревке висели выстиранные полиэтиленовые пакеты, а на холодных батареях призывно белели предметы женского туалета, будоража кровь и вселяя надежду, что, возможно, вечер будет убит не зря.
Валька подняла голову с подушки и сказала: «Снежанка, к тебе».
Снежанка надула из жевательной резинки шарик и спросила: «Юрик, а чего ты сбежал в прошлый раз?»
Вернулась плотненькая девушка без сигаретки, но со свежевзбитой прической, равнодушно скинула халатик, натянула джинсы и футболку:
— Девчонки! Нас Валерик угощает! Снежанка вымой стаканы.
— Я Дима.
— Я не буду пить, меня Гоги на дискотеку пригласил.
— Валька, ты вечно от компании откалываешься, а твой Гоги, между прочим, уже со всеми перескакал на дискотеке в соседней комнате.
— Да ладно!
Снежана принесла стаканы и, взъерошив Петухову Диме волосы, ласково приказала:
— Разливай, Юрик.
Дима суетливо открыл бутылку и, произвольно выдерживая дозировку, разлил по стаканам.
— Что-то у тебя плохо с глазомером, Валерик.
— Ничего! За знакомство, девчонки!
— Димон! А ты чего здесь? Я тебя, как дурак, в соседней комнате жду — а ты здесь!
Тетя Соня долго рассматривала в глазок Лену и Женю, а потом спросила тоненьким голоском:
— Кто там?
— Квартира пятьдесят три?
— Ну и что?
— Мы по объявлению.
— Какому объявлению?
— Вы комнату сдаете?
— Ну и что, что сдаю?
Женя с Леной переглянулись и оба разом прыснули, потом Лена вытянула губки, а Женя чмокнул их и нежно обнял Лену.
— Ты с ума сошел!
Тетя Соня приоткрыла дверь и высунула свою маленькую, прилизанную головку:
— Вы комнату пришли снимать или развратом заниматься?
— Сначала комнату.
Лена ткнула Женю в бок и опять прыснула.
— Дети есть?
— Пока нет.
— Нет, не сдам — не успеешь глазом моргнуть, как настрогаете и будут кругом пеленки висеть, да карапузы ваши по ночам орать.
— А комнату можно посмотреть?
— Смотрите, за просмотр денег не берут, хотя, зря, что не берут.
Лена и Женя зашли в просторную, светлую, чистенькую комнату с накрахмаленными тюлевыми занавесками и огромным мягким ковром на полу.
Лена ущипнула Женю под лопатку и Женя сказал:
— Нам нравится комната и мы готовы платить за нее сногсшибательные деньги.
Тетя Соня нахмурилась, но почему-то вдруг вспомнила своего бравого сержанта Володю, ушедшего на фронт в конце апреля сорок пятого и вернувшегося через неделю в конверте с фиолетовым штампом, смахнула с ресниц слезинку и сказала:
— Ладно, живите.
Павел Крендельков стряхнул со шляпы возможную влагу и передал шляпу жене Свете:
— Опять в глазок не смотришь!
— Я тебя в окно видела.
— Все равно надо смотреть. Как Мосюсечка? Чего делает?
— Днем немного болел живот, сейчас кушает.
Павел снял плащ, посмотрел не забрызган ли он сзади и протянул Свете:
— Может быть надо было вызвать скорую помощь?
Света забросила шляпу на верхнюю полку, а плащ сложила пополам и положила на нижнюю полку:
— У него уже все прошло — наверно притворялся.
— Плащ лучше повесить на вешалку, а то он изомнется.
Света развернула плащ и повесила на плечики под лежащую наверху шляпу.
— Как будто ты спиной стоишь.
Павел недовольно шмыгнул носом и строго сказал:
— По моему ты несколько халатно относишься к здоровью нашего Мосюсочки.
Света вытерла руки о передник и ушла на кухню.
Павел переоделся в тренировочный костюм, тщательно вымыл руки, выдавил на лбу прыщик и тоже прошел на кухню, где очень широко улыбнулся сыну, поедающему гречневую кашу с молоком.
— Ах, ты мой, Мосюсечка!
Мосюсечка открыл такой же как у отца непропорционально большой рот и отправил в него столовую ложку каши. Половина каши вывалилось обратно и Мосюсечка стряхнул ее маленькой ручкой на пол.
— Дай шоколадку!
Павел опять расплылся и погладил сына по голове:
— Сегодня тебе нельзя шоколадку — у тебя живот болел.
— Дай шоколадку!
— Ну потом, сначала кашу доешь.
— Дай шоколадку!
Павел вздохнул, поцеловал Мосюсечку в двойную макушку — явный признак высокого предназначения сына — и протянул ему шоколадку.
— Только чур сразу не разворачивать.
Мосюсочка бросил ложку в тарелку с кашей, разодрал блестящую фольгу шоколадки и сильно пачкая
