вспомнила все, что произошло с ней за последние несколько часов. Она в самолете, а рядом с ней сидит тот самый молодой джентльмен, которого она сегодня так щедро осыпала снегом. Неожиданно Эйприл испытала странное чувство: ей вдруг показалось, что когда-то она уже была близка с этим мужчиной, и от одной этой мысли ее моментально бросило в жар. Странно, что эта абсолютно абсурдная мысль вызвала у нее такие неожиданные эмоции. Такое с ней творилось впервые! Незаметно взглянув на руки Дэниса, она невольно залюбовалась его длинными, идеальной формы пальцами. Ей вдруг захотелось, чтобы он дотронулся ими до ее груди и, лаская, провел по всему ее пылающему телу. Понимая, насколько безрассудны ее мысли, она тем не менее никак не могла побороть свой неожиданный интерес к нему. Сейчас она напоминала сама себе балансирующего между двумя краями пропасти канатоходца, которого одинаково влекло как в одну, так и в другую сторону.
«Я не должна даже думать о нем! — сказала она себе. — В Париже меня ждет Тони, он любит меня, я люблю его, а этого человека я вижу впервые в жизни. Совсем скоро он исчезнет навсегда и вряд ли когда вспомнит обо мне».
До конца полета оставалось менее часа, и все это время Дэнис и Эйприл, погруженные каждый в свои мысли, провели в молчании.
Глава 2
Сидя в огромном старинном кресле в кабинете своего фамильного особняка, лорд Барнслоу принимал, быть может, самое сложное в своей жизни решение. Прошло уже целых двадцать три года со дня рождения Эйприл, и вот только теперь он может наконец признаться в своем отцовстве. Сидевший напротив него человек терпеливо ждал дальнейших распоряжений, но сэр Лайонел не спешил. Бушевавшая за стенами гроза была слышна даже здесь, но толстые стены дома и тяжелые бархатные шторы, темно-рубиновым каскадом спускавшиеся с потолка до пола, полностью отгородили хозяина дома и его гостя от бушующей за окном непогоды, а пылающий в камине огонь придавал комнате особый интимный уют.
Неторопливо встав с кресла, лорд Лайонел подошел к висевшей над каминной полкой картине. Купив ее в день рождения Эйприл, он и потом, в каждый последующий день рождения дочери, обязательно покупал какой-нибудь подарок для нее, надеясь, что сможет когда-нибудь лично преподнести все это. Окинув внимательным взглядом роскошно убранную комнату, где предметы старины уживались со стоящими на столе компьютером, принтером и факсом, лорд Лайонел вернулся к своему креслу и еще раз просмотрел лежащие перед ним на маленьком низеньком столике документы.
— Значит, мистер Беллами, — обратился он к своему гостю, — эта девушка на фотографии и есть Эйприл?
— Да, сэр. Расследование было проведено самым тщательным образом, и теперь у меня нет никаких сомнений в том, что изображенная на фотографии девушка — ваша дочь.
— А Вирджиния? Вы что-нибудь узнали о ней?
— Да, сэр. Миссис Вирджиния Лоусон, мать Эйприл Лоусон, в течение вот уже двадцати лет проживает в Бостоне. Несколько лет назад она похоронила своего мужа, мистера Кевина Лоусона, и с тех пор живет одна. Она весьма обеспечена, я имею в виду, что муж оставил ей хорошее наследство. Миссис Лоусон является членом нескольких благотворительных организаций и хорошо известна в городских кругах. Но в данный момент, сэр, ее нет в Бостоне. Примерно месяц назад она уехала в Вену навестить свою двоюродную сестру и, по моим сведениям, все еще находится там. А мисс Лоусон сейчас должна уже быть в Париже. Ваша дочь, сэр, очень талантливый дизайнер одежды. Я привез вам журнал, в котором есть статья о ней. В статье говорится, что ее работы полны нестандартных решений и пользуются большой популярностью.
— Ну что ж, это отрадно. Похоже, ею и в самом деле можно гордиться. Вы прекрасно поработали, мистер Беллами. Полагаю, что адрес, по которому можно связаться с миссис Лоусон, вам известен?
— Разумеется, сэр. Ее адрес вы найдете в папке с документами.
Поговорив еще немного со своим гостем, лорд Лайонел отпустил его и, вернувшись в кресло, вновь принялся рассматривать оставленные мистером Беллами фотографии.
…Вирджиния… Сколько боли и утраченных надежд было связано с этой необыкновенной женщиной! Они познакомились, когда ему было тридцать пять, а ей всего девятнадцать. Она была красива какой-то особенной красотой, той самой, которая навсегда оставляет след в сердце мужчины. Он так увлекся ею тогда, что позабыл обо всем на свете. Элизабет, конечно, догадывалась о том, что в его жизни появилась другая женщина, но за все то время, что он был женат на ней, не задала ни единого вопроса. Спроси она его тогда, он бы, наверное, не стал ничего скрывать, открыл бы всю правду и попросил развода. Но Элизабет молчала, а он, положившись на волю Бога, предпочел брать от жизни все лучшее, что она могла в те дни предложить ему. То хрупкое семейное равновесие было разрушено рождением Эйприл. Он хорошо помнил тот день. Малышка, едва он только взял ее на руки, открыла глаза и, чуть сморщив крошечный носик, улыбнулась ему. Медсестра, правда, принялась уверять его, что это всего-навсего так называемая желудочная улыбка, но у него не было ни малейшего сомнения, что малышка улыбнулась именно ему. Эйприл родилась утром двадцать шестого января, и в тот же день вечером он узнал о том, что его кандидатура выдвинута на второй срок в парламент. Это и решило все. Уже несколько веков его предки состояли членами палаты пэров, и он, сэр Лайонел Барнслоу, должен был продолжить эту традицию. Они с Вирджинией вместе приняли тогда решение расстаться на некоторый срок. Но разве мог он предположить, что срок этот растянется на целых двадцать три года? Несколько месяцев они, правда, еще продолжали видеться, но потом… Потом и Вирджиния, и Эйприл как в воду канули. Квартира, в которой она жила вместе с маленькой дочкой, оказалась пуста, а старый консьерж на все его вопросы только беспомощно разводил руками. Он бродил по утопающему в весенних цветах Парижу в надежде встретить ее, но все его усилия были тщетны. Вирджиния и малышка исчезли, и найти их было труднее, чем отыскать алмаз в мутной воде. С одной стороны, ему была понятна ее боль, ее отчаяние, но с другой… Слишком многое было поставлено им на карту, слишком многое.
Взяв со стола оставленные мистером Беллами фотографии, он еще раз взглянул на лицо Вирджинии.
Господи, как же она хороша! И почти совсем не изменилась. Улыбка, фигура, волосы — все осталось прежним. И только в глазах появилось что-то такое, чему он не мог пока подобрать названия. Затаенная грусть?.. Впрочем, это всего лишь фотографии, решил он, в реальности все может обстоять иначе.
Подойдя к огромной стеклянной двери, что отделяла его кабинет от небольшого навесного балкона, сэр Лайонел несколько минут наблюдал за бушующей бурей, а затем, поддавшись порыву, шагнул из тепла комнаты в холод внешнего мира. Дождь уже кончился, но холодный ветер дул с такой силой, что чуть не сбил его с ног. Под его внешней холодностью всегда скрывалась страстная натура, и бушевавшая вокруг буря была потрясающе созвучна тому, что творилось сейчас в его душе. После исчезновения из его жизни Вирджинии и смерти Элизабет рядом с ним были, конечно, и другие женщины, но ни одна из них так и не смогла завоевать его сердце. Элизабет он любил сдержанной холодноватой любовью, тогда как вся его страсть была отдана Вирджинии. Сейчас, когда стало наконец известно, где ее искать, сэром Лайонелом овладело безумное, жуткое нетерпение. Подумать только, ведь совсем скоро он сможет вновь обнять ее, прижаться к ее губам, ощутить мягкость ее шелковистых волос. В какой-то момент ему даже показалось, что он чувствует тот дивный, сводящий с ума запах, что исходил от ее юного тела.
Какое счастье, что мистер Беллами нашел ее! Теперь, когда ничто уже не стоит между ними, они смогут наконец жить одной семьей, и он сделает все возможное, чтобы мать и дочь были счастливы с ним.
Продрогнув, сэр Лайонел вернулся в библиотеку, спрятал в сейф все принесенные мистером Беллами документы и отправился на поиски Найджела. Дворецкого он нашел в оранжерее, где тот пытался своими силами закрыть одну из заклинивших створок выходящего в сад окна. Окинув внимательным взглядом ряды розовых, белых и желтых хризантем, сэр Лайонел с удовольствием втянул в себя их горьковатый, усиленный дождем запах. Хризантемы всегда были его любимыми цветами, и Вирджиния так же, как он, любила их. Однажды, когда она приехала из Парижа к нему в Лондон, он преподнес ей огромный букет этих чудных
