взяла себя в руки и сказала, чтобы я поставил им выпивку и закуску, так принято, и мне же будет лучше работать. После этого она вышла из комнаты и завизжала. Никогда не пойму женскую психологию…
Позвонил телохранителю и продиктовал, что нужно купить. Он начал было отнекиваться, но я строго спросил его, где он будет искать работу, когда папа отдаст концы? Всегда говорите с людьми конкретно, это их не так сбивает с толку.
В общем, выпивка и закуска были принесены, меня обмыли, но вскоре стало ясно, что Никодимыч совершенно не умеет пить ром. После первой же бутылки мне пришлось положить его (не ром, а Никодимыча) за сейф. И вовремя, потому что пришёл начальник, подозрительно пошмыгал носом и дал нам задание приготовить все бумаги. Когда он ушёл, я впервые узнал, что мы занимаемся отчётностью фирмы.
Мне досталась организационная схема предприятия, чистое рисование, так что я мог без помех слушать разговоры сотрудниц. Жаль, что не изучал медицину и не мог пополнить опыт из-за обилия терминов. Никогда бы не подумал, что наша фирма как-то связана с планированием рождаемости и личной жизнью начальника.
Вторник
Ну и дела, мы забыли Никодимыча за сейфом! К счастью, он беспробудно проспал всю ночь и выполз к нам только утром, когда мы потихоньку открыли последнюю бутылку рома.
Под конец дня пришёл Лёха, охранник на стоянке. Спрашивал, кто будет заказывать мясо, потому что сегодня вечером они будут резать свинью, а свинина… Тут Никодимыч позеленел и выскочил из комнаты. Три сотрудницы наперебой делали заказы, я же с грустью смотрел на плакат 'Гринпис' и думал, что, судя по потребностям наших сотрудниц, Лёшина свинья габаритами со слона, а женщина должна думать не только о семье, но и о фигуре.
Сразу после ухода Лёхи зашёл к нам сам директор и пообещал ротацию кадров. Говорил что-то об уменьшении стоимости работ, но это явно не о нас, так как у нас мало кто работает, разве что мышки, но они не в штате.
Среда
Утром мы прежде всего проверили, не лежит ли за сейфом Никодимыч. Там никого не было, кроме мышей, но мои сотрудницы (после помывки в понедельник уже имею право так говорить) даже не обратили на них внимания, потому что в комнату ворвался начальник:
— К нам едет ревизор!
Я был на этом спектакле — влом было учить монолог по книге, проще было записать и прокрутить в классе. Но оказалось, что ревизор едет не к городничему, а к нам. А отчёт наш, по словам опять же начальника, не стоил бумаги, на которой был написан. Что касается организационной схемы — развернул её перед нами, — откуда у меня, совсем новичка, такое редкостное знание персонала фирмы?
Мы взглянули на схему и поняли, что ночь с понедельника на вторник Никодимыч не спал непробудно. Недрогнувшей рукой рядом с каждым подразделением или рабочим местом он начертал их характеристику словами, которые не часто услышишь даже от мужчины. Мы же услышали от начальника, что покрывать перед ревизором он нас не будет, и мы должны готовиться к худшему.
После обеда позвонил Никодимыч и сообщил, что он болен, скорее всего, смертельно, поэтому до понедельника его не будет.
— Жалкий дезертир! — воскликнули три сотрудницы, сотрудницы теперь уже при мне.
Четверг
От волнения я пришёл раньше всех. Кстати, опробовал на вахте усовершенствованный Петей пропуск-самописку. Потом поздравил мышек с рождением шести розовых крошек: единственный луч света в сгущающемся над нашей комнатой мраке. Инна с фотографии сверлила меня взглядом.
— Ну, что ты смотришь? — уныло спросил я. — Можешь радоваться! Сегодня мы — и я в том числе — будем иметь бледный вид и холодные ноги, как говорил кто-то при таких же обстоятельствах.
Инна подмигнула мне, и в моих руках оказалась вышитая скатерть. Я даже не удивился. Так меня и застали три при мне сотрудницы.
— Кто-то вчера говорил, что взятки в этом случае бесполезны, — сказала Лена. — Угощай, не угощай — не поможет.
Настроения мне это не прибавило, но Инна загадочно улыбнулась.
Целое утро мы были, как на иголках. Я, как новичок, из-за неизвестности и из-за организационной схемы волновался больше всех и совсем скис. Поэтому, когда ревизор появился, мы ему в каком-то смысле даже обрадовались, а я решительно — какого чёрта, в конце концов! — расстелил перед ним на столе скатерть Инны. Он строго посмотрел на меня, открыл рот — и захлопнул его со стуком. Зато я и три при мне сотрудницы только огромным усилием воли не дали каждой из наших нижних челюстей стукнуться об пол.
На скатерти, как на сказочной самобранке, были разложены все ведомости, отчёты и прочие бумаженции, какие только мог потребовать от нас этот свирепый тип!
Пятница
Дело о стоимости работ выяснилось. Ротации подвергся сам начальник. А директор фирмы лично поблагодарил меня. Никодимыч сидит теперь за сейфом и следит за мышиным рационом. Сказал, что не знал, какой я настоящий мужчина.
Устроили обед в узком кругу. Никодимычу пришлось несколько раз мыть тарелки и заново накрывать на стол, потому что приходили к нам из других отделов и тоже хотели с нами праздновать, а, к сожалению, скатерть-самобранка специализируется только по бумагам. Да, кажется, меня окончательно приняли в коллектив!
Интермедия вторая
Суббота
Как обычно в субботние вечера паб этот был шумным и людным. И как обычно — встречи с Инной (Риммой?) не в счёт — сидя в уголке за пальмой, я попивал своё пиво, наблюдая за людьми. Некоторые были новыми, хотя совсем неплохо вписались в эту толпу, других узнавал. Ещё некоторых вообще трудно было представить в подобном месте, потому что сразу бросалось в глаза, что оказались тут совершенно случайно, а потом попросту забыли, где выход.
Неподалеку сидел, однако, человек лет тридцати, кто так же казался здесь своим, как и не своим, и кого я никак не мог классифицировать. Не был грустным, но не был и весёлым, мрачным или замкнувшимся в себе, скорее производил впечатление человека, которому какие-то мысли так долго не давали покоя, что, пробуя скрыться от них, оказался в этой шумной толпе и с недоверием открыл, что не смог от них избавиться. Во всяком случае, что бы это ни было, смогло оно придать ему это выражение сосредоточенного удивления, словно пробовал объяснить себе что-то, чего объяснить невозможно. Ну, не знаю, как ещё сказать…
Но заинтересовал меня. Так что я взял свою кружку и подошёл к нему.
— Вы позволите? — спросил его.
Он посмотрел на меня, кивнул. Потом мы сидели в молчании, прихлёбывая пиво. Я не спешил. Когда рассчитываешь на какую-то историю, нужно быть терпеливым, а я чувствовал, что у него что-то в запасе есть. Что-то, что рано или поздно пробьётся на поверхность, и тогда он начнёт говорить. Я не давил на него. Было у меня время. В эти выходные времени у меня было навалом.
Но ему, как видно, сидеть здесь надоело, попросту встал и ушёл.
Воскресенье
Воскресные вечера провожу иначе, чем субботние. Но в этот раз я был заинтригован. А раз так, то всё побоку, и вечером опять был в пабе. Тот человек уже сидел там, только в другом месте. И заметил, как я
