этих домов – собаки. Лет двадцать назад подъезды были населены кошками, которые плодились в подвалах, формируя в душах юных обитателей милосердие и любовь к братьям нашим меньшим. Целые поколения котят взращивались в коробках из под торта «Ленинградский», и благополучно расселялись в округе.
Пришло время собак. Причем не милых болонок, звонко лающих в унисон дребезжанию звонка. Из дверей подъездов выскакивают овчарки, ротвейлеры, доберманы, волокут на поводках седеньких бабушек, которым оказано невиданное доверие – выгуливать их два раза в день. Далеко им не уйти - годы у бабушки не те. Как результат – добротно унавоженные этими монстрами газоны вокруг подъезда. Хотя пятачки земли, усыпанные окурками, фантиками от жвачек, полиэтиленовыми пакетами, пустыми бутылками словом «газон» назвать оскорбительно для туманного Альбиона.
Так и живут эти Дома, наблюдая за меняющимися вокруг декорациями. А ночью, когда Город засыпает, они тихонько переговариваются.
-Петрович! Спишь?
(Петрович –Ул. Коммунистическая 17)
-Проснулся, поспишь тут. Печень барахлит неделю. (Печень - второй подъезд справа). Вторую неделю не просыхают, какого здоровья хватит?
-У кого все в порядке, покажи! У меня в голове шум и круговерть. (Голова – 4 квартиры на пятом). Ссоры, скандалы, крики, вопли. Когда успокоятся? Все выясняют, кто в доме хозяин.
-Нет хозяина. Вот и выяснить не могут. Хозяину настоящему некогда спорить. У него дела.
- Это точно. Какие тут дела? Лампочку вкрутить в туалете? Вот и все хозяйство.
-Эх…. (хлопок форточки)
-Тише вы! Покоя от вас ни днем, ни ночью (это подала голос скамейка между домами). Удивительно, но она пустовала, поэтому решила вздремнуть.
-Спи, Тарасовна, мы шепотом. Когда еще поговорить.
-Ага, Тарасовна. Спи! Пивом облили сегодня, не продохнуть. Из чего они это пиво варят? Гадость.
- Стареешь, Тарасовна! Ворчишь!
-А вы? Старые перечники. И вам не угодишь. Хоть бы что веселое рассказали.
Я, знаете, о чем вспоминаю? Маленьким, когда был. Жил возле леса. Береза рядом. Ласковая. Гладила меня по крыше веточками.
-Разве здесь нет берез?
-Есть. Только что-то не так. Может со мной. Не так.
-Ладно, Петрович. Не казнись. Что ты про детство?
-Про детство? Любовь в доме жила.
- Любовь жила. Это так. А когда ты родился?
-Давно. Срубили меня сразу после войны. Хозяин с фронта пришел, израненный весь, но пришел. Хозяйка всю войну молила Богородицу, чтобы сохранила. Избенка старая сгорела. Они в сараюшке жили. А как хозяин вернулся, срубили им всем колхозом новый дом. Так я и родился. Первое, что помню, как иконы внесли: Богородицу, Спасителя и Николая Угодника. В красном углу повесили. Я тогда задышал, каждой клеточкой.
-Что, так прямо и задышал?
-Задышал.
-А дальше как жизнь твоя?
-Как у всех. Время послевоенное. Трудно было, голодно. Главное богатство – иконы да трофейный аккордеон, что хозяин из Берлина привез. Да еще машинка «Зингер». Ножная.
-А дети?
