Ратников, пусть тебя встретят на новом месте с такой же радостью, с какой мы тебя провожаем».
Петров
Ратников. Вчера уж мне прописали столько прописных истин, что у меня до сих пор кости ноют. Да и в области еще пропишут.
Петров. Ну, как хочешь, я из личной симпатии к тебе хотел.
Ратников. Голову свернул, а говоришь — погладить хотел.
Петров. Нет уж, голову ты сам себе свернул.
Ратников
Петров. О депутатах народ судит по их делам. А насчет войны — ты решил, что кончилась война и можно ограничиться разговорами о потомках. И за этими разговорами забыть и самих потомков, а заодно с ними и современников твоих. Забыл, Ратников, о том, что на невозделанной почве урожая хорошего не получишь. Да, мы будем строить монументы и обелиски! Будем возводить красивые города и поселки, и в их облике будет отражен дух нашей, советской эпохи. И еще — мы никому не позволим забывать людей, которые строят эти города. Не позволим, Ратников!
Ратников
Петров. Я ведь с тобой о серьезном разговариваю... «Я-то... мы-то...». Человека упустили из виду. Не работаешь, а одолжение ему делаешь. А о нашем человеке думать надо беспрестанно. Это он вышел победителем из стольких войн только за одно поколение. Он прошел с боями по Европе и Азии, своим горбом вытянул неимоверный труд войны и, наконец, принес целому свету мир; он заработал право на внимание и уважение.
Ратников. Да что ты так гневно?..
Петров. Бывают такие случаи в жизни, когда без этого чувства не обойтись. А эти твои Сорокины, твоя свита, шлейф твой, — что им люди, их неудобства? Что им горе человеческое? Они его понаслышке знают.
Ратников
Петров. Как не нашел? Надо было все перевернуть, а найти настоящих людей. Народ не хочет людей с липкими руками, не хочет беспечных руководителей, и он тебе говорит об этом. А ты — большой работник, государственный человек — закрылся дверью, обитой клеенкой, и перестал слышать голос своего народа. Я тебя спрашиваю: почему не слышал? Почему не слушал? Почему не услышал?
Ратников
Петров. Не юродствуй. Для молодой жены ты не стар. Время обогнало тебя. Отстал. А отсталых бьют. Всюду бьют — и на войне и в экономике. Всюду, понимаешь?
Ратников. Пытаюсь разобраться.
Петров. Смотри не опоздай. Народ выиграл войну, теперь ему надо мир крепить, и мы — его слуги, исполнители его воли — должны всеми силами помочь ему в этом.
Ратников. Понимаю. Но все-таки, знаешь, так вот сразу все отрезать, как негодный ломоть, — это обидно. Это горько даже. Я здесь каждую улицу знаю. Каждый поворот трамвая мне знаком. И вдруг... Это так не переживешь. Ну, прошляпил, просмотрел, виноват, но не снимать.
Петров. Нет, одним выговором здесь нельзя было обойтись. Ты не один. Пусть другие подумают. Разговор наш сегодня последний, но я хочу сохранить в тебе советского работника и настоятельно напоминаю тебе, чтобы ты на новом месте вспомнил все события, которые произошли в нашем городе.
Ратников. В нашем городе...
Петров
Ратников. Да. Так могло и не быть. Ну, пока, Иван Васильевич. Прощай!
Петров. Желаю тебе доброго пути, Степан Петрович.
Николай!
Оргеев. Есть, Иван Васильевич!
Петров. Кто ко мне?
Оргеев. Директор машиностроительного, директор кожевенного, секретарь парткома табачной фабрики, директор кирпичного завода.
Петров. Давай кирпичные заводы, Николай!
Оргеев. Есть давать кирпичные заводы!
Пьеса опубликована в 1948 году. Впервые напечатана в восьмой книге альманаха «Советская драматургия» за 1948 год.
Премьера спектакля состоялась 25 июня 1947 года в Москве, в Театре имени Моссовета. Режиссер — Ю. Шмыткин, художник — М. Варпех, композитор — Ю. Бирюков.
Основные роли исполняли: Ратников — П. Герага, Петров — Н. Мордвинов, Сорокин — Н. Чиндорин и другие.
Пьеса была поставлена во многих театрах страны: в Алма-Ате, Архангельске, Березниках, Ереване, Златоусте, Иркутске, Кирове, Куйбышеве, Калуге, Казани, Кизиле, Курске, Кустанае, Ленинграде, Липецке, Минске, Новгороде, Новосибирске, Орле, Пензе, Павловске, Саранске, Сталинграде, Тбилиси, Фрунзе, Чите, Якутске и других.
Пьеса переведена на ряд языков социалистических стран и поставлена на бухарестской сцене.