тогда, когда получившие её причащаются от неё, ибо несотворенная по природе, она неопределима» [35]. И ещё (говорит): «Мы претерпеваем, но не творим обожение, ибо оно превыше природы, по благодати» [36]. И опять (пишет): «одной только божественной благодати свойственно даровать по соответствию обожение тому, что существует, просвещая природу сверхприродным светом и вознося её превыше свойственных ей законов, по превосходству славы» [37]. Поэтому и Василий Великий говорит: «Бог обильно излил на нас Духа Святого через Иисуса Христа; излил, а не сотворил; даровал, а не создал; подал, а не сделал» [38]. Что же Бог излил на нас, даровал и подал нам через Иисуса Христа? Сущность, или благодать Святого Духа? Конечно, боготворящую благодать, как и Златоустый богослов Иоанн говорит, что не Бог, а «благодать излилась» [39], ибо через неё и природа Духа, будучи нетварной, познается и является, никак не открываясь сама по себе.
12. Итак очевидно, что благодать эта нетварна. И это настолько очевидно, что и то, что совершено ею, т. е. каждое из существ, получивших божественную благодать и обоженых, называется безначальным, вечным, бесконечным, и, что то же, соответственно ей, нетварным. Ибо опять согласно божественному Максиму, «логос вечного благобытия сообщается достойным поблагодати, нося с собою Бога, по природе превышающего всякое начало и конец и сообщающего по благодати безначальность и бесконечность тем, кто по природе имеют начало и конец» [40]. Поэтому и великий Павел, не живя больше жизнью временною, но жизнью вселившегося в него Слова, божественной вечной, стал по благодати безначальным и бесконечным (Гал. 2, 20); и Мелхиседек, не имея ни начала дней своих, ни конца жизни (Быт 14, 18; Евр. 7, 3) не по своей тварной природе, по которой он начал и окончил бытие, а по благодати божественной и нетварной, всегда превышающей всякую природу и время, идущей от вечно сущего Бога. Итак, Павел был тварен только до тех пор, пока он жил жизнью, происшедшей из небытия, по определению Божию, а когда он стал жить не этой жизнью, а той, которая приходит со вселением Божиим, то он стал нетварным по благодати, как и Мелхиседек и всякий, кто стяжал, чтобы в нём жило и действовало только Божие Слово.
Это же говорит и Великий Василий: «То, что движимо Духом Святым, стало движением вечным, живым, святым; со вселением в него Духа, человек получил достоинство пророка, апостола, ангела, Бога, будучи раньше землей и пеплом» [41]. И кроме того: «через Духа Святого приобщение к благодати Христовой, помазание, чтобы стать чадом света, причастие вечной славы» [42].
А божественный Григорий Нисский говорит: «человек выходит из своей природы: смертный становится бессмертным, тленный становится нетленным, временный становится вечным и человек становится весь Богом, ибо удостоенный стать сыном Божиим, он будет полностью иметь в себе достоинство Отца» [43].
Таковы все боговидные мужи, — как боги по благодати. Но эта благодать не по благодати нетварна, ибо в таком случае она была бы благодатью благодати, которая в свою очередь была бы даром другой и таким образом происхождение не прекратилось бы до бесконечности. Благодать, стало быть, действительно нетварна. Ибо если позволить безумствовать суемудренному, говорящему, что эта благодать есть природный образ и принимая во внимание, что и из этого происходят многочисленные и страшные ереси и что, опять по божественному Максиму, «ничто из бывающего по природе не производит обожения» и «что обожение ни в каком случае не есть увенчание природной возможности» [44] , то ты поэтому сохраняй доброе предание отцов о том, что божественная благодать нетварна, как действие природы Божией и, по святому Исааку, «слава Его природы» [45] .
А когда кто говорит, что только Бог нетварен, он этим обнимает и все Его природные энергии.
Что же ещё нужно искать и разделять? Но этот суемудрый человек, посвященный в бездны сатанинские и нечестиво воображающий, что божественные действия тварны, лукаво провозглашает, что есть только единое нетварное Божество, — одна только божественная природа, что было бы приемлемо для тех, кто плохо знает Писания. Он доказывает, что божественные действия тварны и особенно боготворящая благодать Bcecвятого Духа, злочестиво отделяя её от сверхсущественной Природы.
13. Итак, заметив такое его лукавство, мы никак не согласились с его доводами, но скорее предпочли не говорить ничего до точного исследования, а пригласили его на собеседование, дабы благочестивый образ мысли сталь ясен. Но он испугался и даже, поверь, не посмел в присутствии многих и пробормотать ничего. А если теперь он клевещет против нас самих по этому поводу, то он тем самым доставляет нам радость и большую награду на небесах. Потому-то мы и говорим Тому, Кто нам это обещал: «не вмени ему этого греха», хотя мы и страдаем от причиняющих нам вред. Почти все находящиеся здесь засвидетельствуют, что это так.
И вот, после нашего путешествия на Святую Гору, где мы и составили Томос в семи главах, отвергающий то, что он написал против православных, подписанный преподобнейшим Протом, игуменами, избранными старцами и преосвященнейшим епископом Иерисским, когда все согласились с нами и объявили, что не примут в общение несогласного с нами, кто бы он ни был [46]; после этого всего нам надо было тотчас же отправиться во град Константинов. Но, во-первых, мы подумали, что Бог отцов наших воздвигнет и там тех, кто будет говорить в их защиту; затем я сказал сам себе: дадим этому несчастному время вздохнуть немного в своих пустых надеждах, дабы не стать ему самоубийцей. И действительно, когда он был здесь лично и говорил, я услышал, как он несколько раз был в опасности лопнуть от бессилия и гнева. Когда я, сжалившись над ним, сказал ему, что нет ничего другого, что заставляло бы нас резко спорить с ним, кроме того, что он обвиняет монахов в ереси и, что если он откажется от этого, а также и от своих писаний по этому поводу и скажет, что он более не исповедует убеждений противных им, то спор прекратится, ибо нам мало дела до него. Вот что я сказал ему. Он согласился и обещал это сделать.
Когда же Великий Управитель [47] намеренно присутствовал с нами, то Варлаам начал утверждать, что он изменил свои писания против монахов и что, прежде всех, он скоро покажет мне сделанные изменения, и если мне покажется, что они нуждаются в каких–либо дальнейших переделках, так чтобы уже никому не быть в обиду, он подчинится и переделает. Ибо тогда он ещё не был откровенным и не бесновался против меня. Но это он обещал, а написал то, что ты видишь, и вместо того, всецело напал на меня лично. Это писание и мы имеем при себе и допрашиваем его, как бы захваченных в плен иноплеменников. Но у меня не хватит времени рассказывать то, что между тем произошло, и каким образом ему не удалось убежать из моих рук. И вот он теперь ясно показал на деле, что тот человек, кто прямо вступит в спор и окончательно разобьет эти лукавые писания, тот проявит к нему большую милость. Ибо этот человек покоя не получит, подвергаясь их нападкам и предвидя, что некоторые имеют против него дурные намерения.
14. Задержи мне, поэтому его лукавые писания и их автора, потому что он убежит, узнав, что я иду. А приду я, если изволит Бог, с державнейшим и святым нашим самодержцем, чтобы сокрушить в словах этого человека и исцелить. Больше же всего, однако, приходится мне теперь удивляться, как он обманул нас, когда сам, пойманный в написанном или высказанном новшестве, он воздвиг против нас обвинение в двубожии. Ты хорошо знаешь, что с самого начала, прежде встречи с нами и до конца, он говорит именно так: «если вы утверждаете, что кто–либо, теперь или в прошлом, видит Бога в свете, а Бог невидим, то значит, существуют два Бога и Божества, — видимый и невидимый, нисходящий и вышележащий». Ему кажется, что тогда мы будем говорить верно, когда мы скажем, что свет осиявший апостолов на Фаворе, и подобные ему освещение и благодать, есть либо тварный призрак, видимый при посредстве воздуха, либо создание воображения, низшее в отношении к мысли и вредное всякой разумной душе, как происходящее из воображения и чувств; одним словом символ, — о котором нельзя сказать, что он принадлежит к вещам существующим или созерцаемыми вокруг чего–либо, — который иногда призрачно является, но никогда не существует, ибо не имеет совершенно бытия.
Но мы не так были научены. Вот что мы говорим: если кто–нибудь покажет, что мы вносим какое–либо новшество нашими писаниями, или же пишем и мыслим что–либо чуждое тому, что говорили и знали отцы, то мы примем его как исправителя наших невольных заблуждений и отнесемся к нему с возможной радостью. И если кто захочет злословить нас и вредить нам, даже если мы согласны со святыми, то мы и это согласны перенести, лишь бы быть нам в общении со святыми, получая благословение и блаженство в Боге.
