Курт. Какой странный мир! Ты совершаешь позорный поступок, а опозорен он!
Курт. Эти тюремные стены словно впитали в себя все худшие преступления; и с первым же вздохом они проникают в самое нутро! У тебя в мыслях, я полагаю, театр и ужин! А у меня — сын!
Алис (бьет его перчаткой по губам). Дурак!
Курт заносит руку для пощечины.
(Отшатывается.) Tout beau![1]
Курт. Прости!
Курт падает на колени.
Лицом на пол!
Курт утыкается лбом в пол.
Целуй мне ноги!
Курт целует ногу.
И больше никогда так не делай!.. Встать!
Курт (поднимается). Куда я попал? Где я?
Курт (в ужасе обводит глазами комнату). Мне кажется... я в аду!
• * *
Капитан
Капитан
Курт неохотно садится.
И послушай мудрые откровения старости!.. Когда придет телеграмма... позови меня! (Выходит налево.)
* * *
Капитан
Курт. Нет, как не постиг сути и своей собственной!
Капитан. Какой же тогда смысл во всей этой чепухе?
Курт. В самые светлые минуты моей жизни мне представлялось, что смысл именно в том и состоит, чтобы мы не ведали смысла, но тем не менее покорились...
Капитан. Покорились! Не имея точки опоры вне себя, я не мoгy покориться.
Курт. Совершенно верно; но ведь, как математик, ты, наверное, способен отыскать эту неизвестную точку, если тебе даны другие, известные...
Капитан. Я искал ее — и не нашел!
Курт. Значит, допустил ошибку в расчетах; начни сначала!
Капитан. Начну!.. Скажи, откуда у тебя такое смирение?
Курт. У меня его не осталось! Не переоценивай меня!
Капитан. Ты, должно быть, заметил, как я понимаю искусство