Лет с семи я любил один бродить в мае по Лычаковскому кладбищу во Львове: густая зелень, запах сирени, пахнущей смертью, кудрявые мраморные ангелы и мадонны, плачущие или кормящие младенцев, -
***
До поезда оставалось часа четыре, я съел бутерброд с ветчиной в кафе на Риволи, у площади Согласия, запил его красным вином, выпил кофе и поехал искать Пер-Лашез, - проведать короля Ящериц.
Кладбище напомнило мне Львов,
Ледяной Warsteiner в буфете берлинского поезда был в изобилии, огонь от зажигалок и дым сигарет напоминали рок – фестиваль; …
***
- Привет, как спалось, как Lana Del Rey.
Глаза моментально загораются радостью, она улыбается так, будто я подарил ей билет в рай:
- Слушаю в машине все время – не могу оторваться и пою во весь голос …
Перестает улыбаться, взгляд снизу:
- Только я не хочу … мне не нравится …
***
И не надо об этом думать, просто помни, что огонь любви, зажженный однажды, не умирает никогда; только найди его в себе…
… а я еще жив.
Чекпойнт Чарли, Берлин
Мы пьем кофе, курим, она проводит пальцами по выдавленным на моей черной майке буквам:
- Хард Рок Кафе, Берлин … ты был в Берлине?
- Знаешь, что такое Берлинская стена?
- Конечно … это …ну, не помню.
- Это была бетонная стена между Западным и Восточным Берлином – двадцать лет назад я ее развалил.
- Ты ?! Правда?
- Я. Gorbi и я. И еще там были немцы.
- И ты их не боялся? Ты был как Джеймс Бонд? У тебя был пистолет? А Горби был твой напарник? Расскажи, ну расскажи! – она слегка подпрыгивает от нетерпения; солнце закрывают тучи, темнеет, стук вентилятора за спиной напоминает треск проектора, ходят тени …
***
… я держал в руках – нет, не пистолет – бокал шампанского и передвигался, стараясь никого не задеть, по паркету парадной залы Посольства на Унтер ден Линден; Горбачев уже улетел, Хоннекер уехал спать, а «шпионы как мы», те что попроще, старались успеть съесть что-нибудь вкусно-экзотическое или хотя бы просто черной икры, - заканчивался прием в честь сорокалетия ГДР. Настроение у всех было слегка тревожное, и, набив желудок посольскими деликатесами, я вышел в осеннюю ночь. Мне было направо, я закурил: Берлин тоже не спал, группы немецких Genossen[9] двигались