из образа, в котором гениальный живописец хотел изобразить неизвестные ему целомудрие и божественную любовь.
Пророкам и Апостолам при желании выразить их состояние вдохновения дан вид язычес-ких беснующихся жрецов или актеров кровавой трагедии. Произведениями таких художников восхищаются страстные зрители; но в людях, помазанных духом Евангелия, эти гениальные произведения, как запечатленные богохульством и скверною греха, рождают грусть и отвращение. Воображение у людей страстных, у людей порочных и развратных, не имеющих никакого сочувствия к святости, способно только к сочинению изображений ложных. Оно не может не обманывать этих людей. Оно и обманывает, и обольщает, скрывая обман, ясный для одних чистых по уму, сердцу и телу'. (Прибавление к слову о смерти. Статья первая.)
По глубочайшему убеждению моему, замечание Святителя Игнатия касательно 'утончен-ного сладострастия, дышащего из образа, в котором гениальный живописец хотел изобразить неизвестные ему целомудрие и божественную любовь', метит не куда-нибудь, а прямо в особенно прославившуюся во второй половине прошлого века 'Сикстинскую Мадонну' Рафаэля. В подтверждение этого вывода я приведу хоть и косвенное, но чрезвычайно важное свидетельство одного из самых гениальных и утонченных сладострастников - А. С. Пушкина. В бытность свою женихом юной красавицы Н. Н. Гончаровой поэт написал нижеследующий поразительный сонет:
Мадонна
Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденъю знатоков.
В простом углу моем, средь медленных трудов
Одной картины я желал быть вечный зритель.
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш Божественный Спаситель
Она с величием, Он с разумом в очах
Взирали, кроткие, во славе и лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец*.
Вот вам и плоды 'высокого Ренессанса'! И в голову ему, кощуннику, не идет, как тут хулится Пресвятая Богородица!
И самый конец тем не менее великолепен:
------------------------------
* Исследователи утверждают, что здесь идет речь об известной картине кисти Пьетро Перуджино (Вануччи), который расписывал Сикстинскую капеллу и был учителем Рафаэля. Вот что сам Пушкин сообщает об этом холсте своей невесте: 'Прекрасные дамы просят меня показать Ваш портрет и не могут простить мне, что его у меня нет. Я утешаюсь тем, что часами простаиваю перед белокурой мадонной, похожей на Вас, как две капли воды; я бы купил ее, если бы она не стоила 40000 рублей'.
'Чистейшей прелести чистейший образец!'
Это звучит как невольно вырвавшийся богословский приговор всему светскому искусству в его попытках изображать духовное.
Пушкин - поэзия его и судьба - вообще непостижимая нравственная загадка. Вот, например, одесский период. Опальный поэт напропалую волочится за графиней Воронцовой, ест, пьет в доме обманываемого мужа, намеревается погостить еще и в крымском его имении и при всем том сочиняет на графа колкие и двусмысленные эпиграммы... А русское образованное общество полтораста лет поэтом в подобной ситуации восхищается, ему же и сострадает, а Воронцова ругательски ругает...
Да что там образованное общество! Сколько христиан, да и каких христиан, даже святительским саном облеченных, Пушкина не только оправдывают, но и дифирамбы ему поют, едва ли акафисты не слагают...
Причину этого откровенно высказал один из главных христианских 'апологетов' Пушкина - Преосвященный Антоний (Храповицкий) в своем слове перед панихидой о Пушкине, произнесенном еще в 1899 году.
'Все литературные, философские и политические лагери стараются привлечь к себе имя Пушкина. С какой настойчивостью представители различных учений стараются найти в его сочинениях или, по крайней мере, в частных письмах какую-нибудь хотя маленькую оговорку в их пользу. Им кажется, что их убеждения, научные или общественные, сделаются как бы правдивее и убедительнее, если Пушкин хотя бы косвенно и случайно подтвердил их.' (Архиепископ Антоний, Поли. собр. соч., СПб, 1911, т. 1, стр. 383.)
Владыка Антоний и прочие многочисленные 'пушкинисты' из числа христиан с дотошностью выуживают из целого океана всяческого вольнодумства и фривольностей 'маленькие оговорки' поэта, которые можно истолковать в пользу Церкви, и вполне при этом уподобляются крыловскому персонажу, посетителю кунсткамеры, не замечая таких 'слонов', как приведенный выше сонет, как 'Рыцарь бедный' или чудовищно кощунственная поэма, даже и наименование которой я не смею здесь начертать.
И все, разумеется, в один голос превозносят 'Отцов-пустынников'. Стихи, спору нет, хороши. Но не следует им придавать особенного биографического значения, ведь Пушкин - искуснейший имитатор. Это его качество подметил еще Ф. М. Достоевский, когда в знаменитой своей речи говорил о поразительной способности поэта 'перевоплощаться вполне... в древнего английского религиозного сектатора', а 'рядом... религиозные же страницы из Корана... разве тут не мусульманин, разве это не самый дух Корана и меч его...' Тому, кто так легко передает чувства 'древнего сектатора' и 'мусульманина', ничего не стоит вообразить себя и сирийским 'отцом-пустынником' XIV века.
Поделюсь теперь и неким собственным своим наблюдением. Речь пойдет о стихотворении 'Бесы' ('Мчатся тучи, вьются тучи...'). Там возница говорит седоку:
Хоть убей, следа не видно,
Сбились мы Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам
Посмотри вон, вон играет,
Дует, плюет на меня,
Вон - теперь в овраг толкает
Одичалого коня
Как то открывши томик Пушкина, я задумался 'А почему же, собственно 'плюет', а не 'плюет'? Это что - 'маленькая оговорка'? Уступка стихотворному размеру?' Отнюдь нет. В чине православного Крещения, в последовании 'во еже сотворити оглашеннаго' священник спрашивает крещаемою на церковнославянском языке
- Отреклся ли еси сатаны? Тот отвечает
- Отрекохся
Тогда священник говорит ему
- Дуни и плюни на него
Так вот церковнославянское 'дует, плюет' у Пушкина - не что иное, как передразнивание слов требника, наглый бесовский ответ совершителю таинства
Полагаю, если полистать пушкинские тома со специальной целью, можно было бы обрести не одну подобную 'маленькую оговорку' Но для этих заметок, пожалуй, и без того достаточно
Остается только сделать чрезмерно горячим поклонникам Пушкина (разумеется, из числа христиан) некое существенно напоминание Святая Соборная и Апостольская Церковь - не просто 'философский и политический лагерь', а 'дверь жизни', 'столп и утверждение истины', и по неложному обетованию 'врата ада не одолеют ее' А посему и не нуждается этот столп, дабы подпирали его авторитетом человека, который при гениальнейшем даровании и уме почти всю жизнь прожил кощунни ком, развратником, дуэлянтом, картежником, чревоугодником и кого, по меткому августейшему выражению, 'насилу заставили умереть как христианина'
Кто был первым демократом?
Давным-давно, лет двадцать назад, я частенько задумывался над таким вопросом: отчего революционеры всех времен, эти мараты, робеспьеры, марксы и ленины так патологически ненавидят религию? Казалось бы, Христианство нигде прямо не противоречит идеям социальной справедливости - Евангелие осуждает богачей, призывает помогать бедным... Откуда же такое неистовое богоборчество?
