среде и пока еще, местами, цветущей земле.
- Как и где Вы сами любите отдыхать?
- В лесу. На реке. В деревне. Никаких южных краев и курортов для этих целей не выбираю. Помогает отключиться от работы и телевизор. Люблю, как и многие телезрители отдаленных районов, смотреть 'Клуб кинопутешествий', 'В мире животных', 'Очевидное - невероятное', музыкальные, спортивные передачи.
- Представьте себе, через пару часов очутитесь на необитаемом острове. Какую одну книгу, киноленту и три предмета - на выбор - Вы взяли бы с собой?
- 'Робинзон Крузо' и фильм 'Унесенные ветром'. Как бывалый солдат, по тревоге - захватил бы с собой мыло и портянки. Последнее обязательно, хотя большинство Ваших сверстников, простите, совершенно не понимают, что это такое. Ну и еще удочки. Как же без них-то? Надо ж и на необитаемом острове кормиться. Там же столовых нету!
- Сомерсет Моэм говорил, что воображение пишущего человека - это такая наковальня, пропустив через которую собственное сердце, писатель не узнает его. А что же происходит с языком произведения? Слышал, как некоторые Ваши читатели жалуются на слишком большое количество диалектов в Ваших книгах.
- Я это не делаю сознательно. В данном случае - естественная потребность говорить так, а не иначе, как я разговариваю сейчас. Присутствие так называемых 'диалектизмов' - мое естество. Что, я их где-то наслушался, записывал, потом рассовывал в тексты? Я же вам говорил, что и записных-то книжек не веду. Ленив. Кстати, не знаю, для кого этих 'диалектизмов' много, а для кого их мало. Однажды получил письмо моего земляка, которое заканчивалось так: 'Пиши как писал. Мы в Сибире все понимам!..' (Смеется.) И еще приписка: 'Не сдавайся!'
- Что доставляет Вам удовольствие: сам творческий процесс или законченное произведение? А может, и то и другое?
- Всякий раз по-разному. И каждый раз испытываешь чувство первосотворения. 'Пастуха и пастушку' я много лет рассказывал целиком, от начала до конца. Я знал из нее фразы, которые так и остались в этой вещи: 'Такое легкое ранение, а он умер...', 'Почему ты лежишь один посреди России?' Они жили во мне, определяли тональность повести. Друзья говорили; 'Садись и пиши - тебе ведь только и надо-то - записать!' А у меня 'на сборы' ушло 14 лет. Когда я принялся за 'Царь-рыбу', у меня о ней не было четкого представления. Просто водил рукой. И все.
Очень быстро пишу только черновики. Доставляет ни с чем не сравнимую радость заменять слова и в первой, и во второй, и в третьей редакциях... Поэтому очень боюсь версток, где не могу много править, приучен районной газеткой 'жалеть' набранный текст, но в рукописи правлю много. Только 'Кража' осталась непереписанной, однако до публикации перепечатывалась на машинке четырнадцать раз. 'Пастух и пастушка', уже опубликованная, переделывалась четыре раза. Даже не знаю, чем и как это объяснить? Возможно, за то время, пока напечатается вещь, а проходит это у нас долго, происходит и заполнение тебя самого. Вещь еще 'не остыла', а время делает свое дело.
- Считаете ли Вы себя счастливым человеком?
- Вопрос, в общем-то, сложный и простой. Счастлив бываю, когда работаю. Когда оглядываюсь на прошедший день и вижу, что он прожит с пользой. И еще придерживаюсь правила, вычитанного в одном из рассказов любимого мною Тургенева: 'Счастье - оно, как здоровье, если о нем не говорят, значит, оно есть'. Прекрасно сказано, не правда ли?
1984
Примечания
* Я послал в бамовский сборник 'Оду русскому огороду'.
* Недавно Елена Алексеевна Тяпкина умерла.
