- Ага, вот это хороший вопрос. Совершенно очевидно, какой-то формой атмосферного планктона. Мы нашли переваренные остатки некой жратвы внутри них, но не поймали пока того, что наши медузки лопают. А переваренных остатков к сожалению недостаточно для того, чтобы продолжить исследования. Чем питается сам планктон? Хотел бы я знать.
Хелмут подумал об этом. Жизнь на Юпитере. Не имело значения то, что она была столь простой по своей структуре, и совершенно подвластной ветрам. Все равно, имелась жизнь, даже здесь внизу, в мерзлых глубинах ада, куда ни один живой человек никогда не смог бы спуститься. И кто знал, если медуза реяла в воздухе Юпитера, то почему бы в морях Юпитера не плавать Левиафанам?
- Похоже, на тебя это не произвело большого впечатления, - снова заговорил робот. - Наверное, планктон и медузы не слишком уж интересные создания для неспециалиста. Но последствия моего открытия - огромны. Позволь мне заметить, что все это вызовет настоящую бурю среди биологов.
- В это я могу поверить, - ответил Хелмут. - Я всего лишь был ошеломлен. И только. Ведь мы всегда считали Юпитер безжизненным...
- Именно так. Но теперь зато знаем его гораздо лучше. Что ж, пора возвращаться к работе. Мы еще с тобой поболтаем.
Робот помахал своими щупальцами и склонился над лабораторным столом.
Погруженный в свои мысли Хелмут отвел 'жука' назад, развернул его и направил обратно вверх. Он вспомнил, что именно Барт нашел на Европе ископаемые растения. А еще ранее, один из офицеров, пребывавший в юпитерианской системе - очевидно в рамках своих обязанностей - использовал свое свободное время для собирания проб грунта, в которых уже на Земле должны были выискивать бактерии. Быть может, ему и удалось подобрать что-нибудь подходящее. Еще до начала космических полетов ученые находили микроорганизмы даже в метеоритах. Земля и Марс не являлись единственными местами во Вселенной, где возникла жизнь. Очень вероятно, что она есть везде. Если жизнь найдена даже на Юпитере, не логично исключать существование на Солнце какого-нибудь живого пламени, которое никто не может опознать, как форму жизни...
Хелмут выбрался на перекрытие и направил грохочущего 'жука' на стоянку. Ему не надо было переводить машину на другие рельсы, чтобы вернуть ее в ангар. Неожиданно ему пришло в голову, что он никогда не встречался с Доком Бартом, как и со многими другими людьми, с которыми так часто беседовал по коротковолновому радио. За исключением самих операторов Моста, юпитерианская система была для него сообществом голосов, лишенных тел. А теперь, он уже никогда с ними и не встретится...
- Проснись, Хелмут, - неожиданно привел его в чувство голос, раздавшийся здесь, на Юпитере-5. - Если бы не я, ты бы добрался уже до самого конца Моста. У тебя на 'жуке' оказались отключены все автоматические ограничители.
Хелмут виновато потянулся, намного позже чем следовало бы, к пульту управления. Эва уже отвела его 'жук' обратно, за опасную черту.
- Извини, - пробормотал он, снимая шлем. - Спасибо, Эва.
- Не благодари меня. Если бы ты был на самом деле в той машине, я не задумываясь, позволила бы ей свалиться. Меньше чтения и больше сна - вот что я тебе порекомендовала бы, Хелмут.
- Держи свои рекомендации при себе, - пробурчал он.
Этот инцидент привел в движение цепочку новых и еще более раздражающих мыслей. Если он подаст в отставку сейчас, пройдет еще почти год, прежде чем он сможет вернуться в Чикаго. Антигравитация или не антигравитация, на корабле сенаторов не найдется свободного места для неожиданного пассажира. Доставка человека домой требует длительной предварительной подготовки. Необходимо обеспечить жизненное пространство и много еще чего, что потребуется ему для обратного путешествия с Юпитера-5.
Год жизни на Юпитере-5 без какой-либо пользы. И потребление ресурсов этой станции больше не будет оправдано тем, что он делает. Год жизни под взглядами Эвы Чавес, Чэрити Диллона и остальных людей, оставшихся операторами Моста, мужчин и женщин, которые не постесняются высказать ему все, что они думают об его отставке.
Год жизни постороннего среди лихорадочного возбуждения прямого, личного исследования Юпитера. Год наблюдения и созерцания, время, когда он один будет стоять в стороне, привилегированный и... бесполезный. Год, в течении которого, Роберт Хелмут превратится в наиболее ненавидимое живое существо юпитерианской системы.
И, затем, когда он вернется в Чикаго, то отправится искать работу потому, что его отставка с поста прораба группы строителей Моста автоматически выведет его с правительственной службы. И его начнут спрашивать, почему он покинул Мост в момент, когда работа там как раз достигла своей кульминации.
Хелмут начал понимать, почему человек в его сне согласился добровольно спуститься на Юпитер.
Когда прозвучал звонок, возвещавший окончание смены, прораб по-прежнему был намерен подать в отставку, но как он уже понял, кроме имевшегося на Юпитере, существовали и другие типы ада.
Хелмут переключал пульт в нейтральное положение, когда Чэрити взлетел к нему по трапу. Глаза Диллона сияли, словно небо, полное комет. Хелмут знал, что так и должно быть.
- Боб, с тобой хочет поговорить сенатор Уэгонер, если ты не слишком устал, - сказал Чэрити. - Давай, иди. Я здесь все закончу.
- Вот как? - нахмурился Хелмут. Сон снова навалился на него. НЕТ. Кошмар не сможет давить на него сильнее, чем он сам того захочет. - А о чем, Чэрити? Меня подозревают в антизападной деятельности? Я думаю, ты сообщил им, как я себя чувствую.
- Да, сообщил, - ответил Диллон спокойно. - Но мы пришли к мнению, что может быть после разговора с Уэгонером, ты будешь чувствовать себя иначе. Естественно, он на корабле. У шлюза я приготовил для тебя скафандр.
Чэрити надел на голову шлем, эффективным образом отрезав себя от дальнейшего разговора или какой-то мысли о существовании Хелмута вообще.
Хелмут постоял одно мгновение, смотря на слепой, неопределенных очертаний, пузырь на плечах Чэрити. Затем, конвульсивно передернув плечами, спустился вниз по ступенькам.
Тремя минутами позже, он уже брел в скафандре по поверхности Юпитера-5, в то время как материнская планета спутника умывала плечи Хелмута переливами своих цветов.
Вежливый морской пехотинец провел его через шлюз корабля и проворно выудил из скафандра. Несмотря на намерение не проявлять интереса к антигравитации и всем возможным ее последствиям, Хелмут с любопытством осматривался по сторонам, пока его вели по направлению к носу.
Но внутри корабль оказался похож на тот, что доставил его из Чикаго на Юпитер-5 - как и на любой другой космолет. Не удалось увидеть ничего, кроме коридоров и трапов, до тех пор, пока Хелмут не оказался в каюте, где его ожидали.
Первым сюрпризом оказался сам сенатор Уэгонер. Этот не слишком старый человек, на вид которому было самое большее лет шестьдесят, выглядел совсем не представительным. Но у него были пронзительнейшие голубые глаза, какие когда-либо приходилось видеть Хелмуту. Каюта, в которой он принял Хелмута, совершенно очевидно, являлась его собственной. Вполне комфортабельная каюта, соответствующая условиям космолета, но не слишком просторная, не роскошная. Уэгонера оказалось трудно соотнести с теми историями, которые Хелмут слышал о нынешнем Сенате, вовлеченном в скандалы, более чем древнеримских масштабов.
С ним находились только двое: весьма обыкновенная девушка, возможно его секретарь, и высокий человек, в форме Армейского Космического Корпуса и орлиными крышками полковника на мундире. Хелмут узнал офицера. Удивление еще раз захлестнуло его. Это же Пейдж Рассел, эксперт по баллистике, который не так давно провел некоторое время в юпитерианской системе. Собиратель грязи. Рассел улыбнулся несколько криво, в то время как брови Хелмута вопросительно взметнулись вверх.
Затем Хелмут перевел взгляд на сенатора.
- А я считал, что здесь присутствует вся подкомиссия.
- Вообще-то это так и есть, но мы их оставили там, где и нашли - на Ганимеде. Я не хотел создавать у вас впечатление, что вам предстоит встретиться лицом к лицу с большим жюри, - улыбаясь, ответил Уэгонер. - С меня хватит всех этих бесконечных расследований лояльности, на которых я насиделся дома, и я не вижу никакого смысла в экспорте подобных религиозных церемоний в космос. Присаживайтесь, мистер
