живость, которые появляются у человека после четвертой или пятой рюмки, вызваны подавляющим действием алкоголя на сдерживающие центры головного мозга. Но в то время я, двадцатилетний паренек, втянутый в безумную кутерьму перехода в другой клуб, ошеломленный происшедшими в моей жизни переменами, ничего об этом не знал. Сначала человек тянет чарку….
Чтобы лучше понять, почему я потянулся к рюмке, нужно вернуться к зиме 1960 года, когда я первый раз обратился к руководству «Челси» с просьбой отпустить меня в другой клуб. В тот момент у меня и мысли не было об Италии. Просто я хотел найти клуб, который бы более соответствовал моим честолюбивым устремлениям, чем «Челси».
Насколько я помню, первым о возможности работы в Италии заговорил Джо Мирс, бывший председатель клуба «Челси». Он позвонил мне через неделю после того, как я подал просьбу разрешить мне перейти в другую команду, и сказал, что у меня есть возможность получить работу в Италии, потому что эмбарго на иностранных игроков должно быть там отменено в конце сезона. Господин Мирс (теперь его сын Брайн – весьма деятельный и способный председатель клуба «Челси») спросил меня, как я отнесусь к предложению поехать в Италию.
В Италию! Тогда это было равносильно вопросу: «Хочешь ли ты получить долю на золотом прииске?»
Мой максимальный недельный заработок составлял двадцать фунтов, а итальянские футболисты получали гораздо больше. Заинтересует ли меня? Мое знание итальянского не шло дальше «спагетти», но я был готов всю дорогу до банка кричать: «Си! Си! Си!» У меня была семья, жена и дочь, скоро должен был родиться еще ребенок. Двадцати фунтов было явно недостаточно для того счастливого будущего, о котором
Мистер Мирс взял с меня слово хранить все в тайне. У меня было такое впечатление, что ему не хочется перепродавать меня, но поскольку я твердо решил уйти, он предложил мне уехать в Италию. Там, по крайней мере, я не создам неловкой ситуации, забив гол в ворота своего бывшего клуба.
Я был только рад держать план переезда в Италию в тайне, но совершенно неожиданно ко мне обратился итальянский журналист, выступавший в качестве тайного посредника одного футбольного клуба. Это была явно какая-то закулисная махинация, попытка обделать делишки с черного хода, что, как я позже убедился, в Италии было обычным явлением. Я согласился вести с ним неофициальные переговоры, потому что уже загорелся идеей поехать в Италию и хотел начать хоть что-то делать в этом направлении.
Журналист сказал мне, что он выступает от имени определенного клуба. Он не назвал его, но то, что он вправе был предложить, меня вполне устраивало. Все выглядело весьма заманчиво. Наша следующая встреча состоялась в ресторане в Сохо,[7] и на этот раз посредник открыл мне, что представляет клуб «Милан». В промежутке между встречами я многое обдумал и решил, что надо вести открытую игру с «Челси». Я попросил журналиста передать в «Милан», чтобы они приступили к прямым переговорам с «Челси». Может быть, в то время мы и были рабами своего клуба, но, по крайней мере, мы пытались быть честными рабами.
«Челси» и «Милан» вели переговоры за закрытыми дверями, а мне лишь было передано указание пойти в итальянский госпиталь в центре Лондона для медосмотра. Все это, конечно, происходило втайне. В госпитале мне только что не сделали вскрытия: у меня проверяли кровь, мочу, зрение, реакцию, каждую косточку скелета.
За два дня мне сделали около пятидесяти рентгеновских снимков, и в конце всего этого миланские представители покачали головами так недоверчиво и сокрушенно, будто для пациента не оставалось никакой надежды. Оказалось, что сломанные в детстве две небольшие косточки в поясничном отделе срослись. Из-за этого итальянцы засомневались, стоит ли в меня вкладывать деньги. Они боялись, что позже у меня могут возникнуть осложнения с позвоночником. Но, как оказалось, им следовало бы больше беспокоиться совсем о другом.
Результаты этого обследования напугали меня до смерти. Я уже представил себя в тридцать лет в инвалидной коляске. Но специалист с Харли-Стрит,[8] посмотрев мои рентгеновские снимки, сделал квалифицированное заключение, в котором говорилось, что сотни людей прекрасно двигаются с такой же аномалией костей. Он сказал, что у «Милана» нет оснований для опасений. Меня признали стопроцентно годным, и все было готово для подписания контракта.
Джузеппе Виани, менеджер «Милана», приехал в Лондон, чтобы подписать контракт. Мне предложили 10 тысяч долларов.
Они будут мне выплачены по 3 тысячи в год, и одна тысяча сразу, как только я поставлю подпись под контрактом. Это не такая уж большая сумма, если учесть постоянную инфляцию, но в Англии футболист, даже получая наивысшую ставку, может заработать столько лишь за десять лет.
«Челси» было выдано 80 тысяч долларов. Они неплохо заработали на игроке, с которым когда-то заключили контракт на 10 фунтов в неделю.
Уплаченная за меня сумма была в то время рекордной, но недолго: вскоре итальянский клуб «Торино» заплатил за Денниса Лоу 100 тысяч долларов клубу «Манчестер Сити».
Во время нашего разговора синьор Виани называл цифры, как ведущий в бинго.[9] Он сказал, что я смогу зарабатывать по крайней мере 5 тысяч долларов в год, если буду получать высокие премиальные. Основное жалование у них было только 20 долларов в неделю, но они выплачивали огромные премиальные. Единственно, что он намеренно не сообщил мне, была их система штрафов, по которой, попав в Италию, мне пришлось выплатить не одну сотню долларов.
И вот контракт, связавший меня с клубом «Милан», подписан. Однако оставшиеся несколько месяцев сезона я должен был играть за «Челси», дожидаясь, пока в Италии отменят эмбарго на иностранных спортсменов. Но я уже получил свою тысячу фунтов. «Челси» было выплачено 10 тысяч. «Милан» выдал задаток, как при покупке мебели.
Мои ноги оказались не дешевле ножек у кресла «чиппендейл».[10]
После подписания контракта начался один из худших периодов моей жизни. Но тогда я этого еще не знал, как не знал и того, что вступаю на долгий и скользкий путь алкоголика.
В то время, когда решался вопрос о моем переходе в клуб «Милан», в английском футболе повеяло переменами. Футболисты лиги, возглавляемые тогдашним председателем профсоюза Джимми Хиллом, выдвинули требование об увеличении зарплаты, не превышавшей 20 фунтов в неделю, и команды были готовы пойти даже на забастовку.
Я был всецело на стороне профсоюза и даже после подписания контракта с «Миланом» ходил на собрания в Лондоне, на которых велись серьезные разговоры о забастовке, грозившей прекратить все игры в лиге.
Но мой старый приятель Джимми Хилл – Бородач смог благодаря своему красноречию, которое впоследствии прославило его на телеэкране, так ловко повернуть это дело в пользу футболистов, что боссы в лиге сдались и согласились установить минимальную сумму оплаты. Рабы футбольных клубов были освобождены от кандалов.
Я был страшно рад за наших игроков, но сам чувствовал себя паршиво. То, что Денниса Лоу, Джо Бейкера, Джерри Хитченса и меня сманили клубы других стран, помогло остальным футболистам добиться нового трудового соглашения. Руководители лиги испугались массового ухода игроков и поэтому отступили. Джонни Хейнса, тогдашнего капитана команды «Фулхэм», хотела заполучить Италия, и председатель его клуба Томми Триндер поспешил заявить: «Джонни Хейнс – звезда первой величины, и платить ему будут, как примадонне. Я дам ему сто фунтов в неделю, чтобы он продолжал играть за „Фулхэм“.
По-моему, забавнее этого заявления Томми Триндер в жизни ничего не произносил, и мой добрый приятель Джонни Хейнс смеялся всю дорогу до банка.
