студентам математического факультета, причем еще и несколько усложнив их, и попросил ее зайти на следующей неделе. Он был убежден, что больше никогда не увидит русскую красотку, однако ровно через неделю она снова появилась в его кабинете и сообщила, что задачи решены. После этого профессор Вейерштрасс ходатайствовал перед академическим советом о допущении госпожи Ковалевской к математическим лекциям в университете. Но «высокий совет» не дал согласия. В Берлинском университете не только не принимали женщин в число «законных» студентов, но даже не позволяли им бывать на отдельных лекциях вольнослушательницами! Пришлось ограничиться-таки частными занятиями у знаменитого ученого.
Странные это были занятия. От формул так легко переходили к болтовне на самые неожиданные темы, от напряженного молчания к смеху, что сестры профессора с изумлением переглядывались, когда до них доносились эти забытые в их унылом доме звуки. А как изменился Карл с тех пор, как здесь появилась эта русская! «Он помолодел, ты заметила, Матильда? Что все это значит, как ты думаешь?» – «Я думаю, ты и сама понимаешь, Гертруда…»
Вопрос «Что все это значит?» тревожил не только сестер Вейерштрасса и его самого, но и Софью. А также еще одного человека. Вслед за Софьей в Берлин переехал и Владимир Ковалевский, и он любящим, ревнивым взглядом сразу заметил, как изменилась его жена. В ней появилась совершенно новая уверенность – не девичья, а женская. Да, здесь дело было не только в том, что кто-то из достопочтенных светил математической науки вдруг взял да и признал в ней ровню… ну, если не ровню, то достойную себя ученицу. Здесь было что-то еще…
Первый раз в жизни Софья увидела мужчину, который ее восхитил! Она не замечала тех примет возраста, которые время неизбежно наложило на чеканное лицо Вейерштрасса. Она влюбилась в его интеллект… То есть так ей казалось. Однако когда корректный профессор как-то раз вдруг схватил ее в объятия и принялся целовать, Софья ощутила прилив невероятного восторга. Ну, ее время любить давно пришло! Еще немного – и оно миновало бы этот цветок, предоставив ему беспрепятственно увядать среди формул. В общем, Софья обнаружила, что рассуждать о непрерывной функции, которая не имеет производной ни в одной точке и график которой бесконечно колеблется в окрестности каждой точки, несравнимо приятнее, лежа щекой на груди любовника, чем просто сидя за столом. Потом современники будут выражать свое восхищение тем, насколько продуктивно работал Вейерштрасс в эти годы. «Мы должны быть благодарны Софье Ковалевской, – скажут они, – за то, что она вывела Вейерштрасса из состояния замкнутости».
Если бы они только знали, каким образом это произошло…
Дело дошло до того, что Вейерштрасс сделал Софье предложение. Он готов был развести ее с Владимиром и жениться на ней. Софья искренне испугалась. Да ведь Карлу только волю дай – он живо превратит ее в подобие своих сестер, старых дев! Вся разница между ними только и будет в том, что Софья уже не дева, и к тому же не старая. Она не обольщалась ни на миг: занятия математикой с Карлом прекратятся в то же мгновение, когда пастор объявит их мужем и женой. Нет, Владимир как супруг устраивал ее гораздо больше. Правда, ревнив он, оказывается… А впрочем, Софья не без изумления обнаружила, что ревность Владимира доставляет ей все больше удовольствия. Она заметила также, что перестала называть его братом. И вообще, ей было приятно смотреть на него. Хочешь не хочешь, а плотское воображение, разбуженное Карлом, вызывало иной раз к жизни волнующие картины и сны, такие сны… Очень странно: героем этих снов был уже не Карл, а собственный ее муж. Это Софью отрезвило. Браки по любви рассматривались в эмансипированно-свободолюбивом кругу как позорный анахронизм. Нет, нет, Владимир некрасив, скучен, занимается не возвышенной математикой, а какой-то замшелой палеонтологией… Нет, нет и нет! А все-таки… интересно знать, все мужчины устроены одинаково или как- нибудь отличаются друг от друга?
В это время в Берлин приехала Анна. У сестры дело с «консервами» все никак не ладилось, и она уже опасалась, что так и не сладится. Видеть похорошевшую, возбужденную своим успехом сестру ей было тяжко. А еще тяжелее – наблюдать, как влюблен в нее Владимир и как волнуется Софья из-за его любви. Анна немедленно принялась упрекать их, что они опустились до пошлостей, что ударились в мещанство… Софья разозлилась. Она терпеть не могла, когда ее упрекали безвинно. Правда, интересно, что бы она делала, если бы Анна начала подозревать истинную подоплеку их с Вейерштрассом отношений? Слава богу, ничего подобного сестре и в голову прийти не могло. Однако, исподтишка наблюдая за ее преждевременно увядшим лицом, слушая сварливые интонации, Софья вдруг подумала: какое счастье, что сама она избежала такой судьбы, что Карл проторил ей дорожку в мир иной, и всегда, при необходимости, когда захочется Софье, она сможет совершить туда прогулку с помощью мужчины, который в это время окажется под рукой…
Она уже не сомневалась в том, что сможет поладить с мужчинами гораздо легче, чем с кольцами, к примеру, Сатурна.
Да, кстати, они ее вдруг безмерно заинтересовали, эти кольца. Знаменитый французский математик, физик и астроном Лаплас в своем труде «Небесная механика», рассматривая кольцо Сатурна как совокупность нескольких тонких, не влияющих одно на другое жидких колец, определил, что поперечное его сечение имеет форму эллипса. Но это было лишь первое, очень упрощенное решение. Софья задалась целью исследовать вопрос о равновесии кольца с большей точностью. Она установила, что поперечное сечение кольца Сатурна должно иметь форму овала. Она написала первую самостоятельную работу – «О приведении некоторого класса абелевых интегралов третьего ранга к интегралам эллиптическим», заодно доказав, что о центробежно разлитой жидкости или о газе нет смысла и рассуждать: кольца Сатурна состоят из потока метеоров или ледяных глыб, удерживаемых силой вращения.
Вскорости Софья задумала сделать еще одно исследование из области дифференциальных уравнений. Оно касалось труднейшей области чистого математического анализа, имеющего в то же время серьезное значение для механики и физики.
Зиму 1873 и весну 1874 года Ковалевская посвятила исследованию «К теории дифференциальных уравнений в частных производных». Она хотела представить его как докторскую диссертацию.
Профессор наблюдал за ней с тоской и радостью. Он давно понял, что Софью, его «райскую птичку», ему не удержать. Да и со временем поостыло желание делать это. Рядом с такой женой в два счета почувствуешь себя несостоятельным и как математик, и как мужчина. Да, она – его любимая, она – дитя его души. Но он даст ей напутствие, сделает для нее все, что возможно, и… Ах, как жаль, что они не встретились хотя бы лет двадцать назад! С другой стороны – двадцать лет назад Софья едва на свет народилась, и что бы он тогда с ней делал? Поэтому все случается так, как должно случиться.
Но оставалось еще кое-что, что Вейерштрасс мог сделать для Софьи. И сделал! Он отправил в Геттингенский университет письмо с просьбой присудить его студентке ученую степень без защиты, заочно, на основе только рукописи. «Она застенчива, она не может свободно говорить с чужими, – писал он со щемящей, заботливой интонацией. – При ее молодости и нежном сложении возбуждение от экзамена может вредно отразиться на ней. Факультет должен согласиться, что студент, самостоятельно занимающийся исследованиями, подобно тем, что выполнила Ковалевская, представляет собой нечто необычное».
Да, исследование Софьи Ковалевской «К теории дифференциальных уравнений в частных производных» вызвало восхищение ученого совета. Правда, позднее установили, что аналогичное сочинение, но более частного характера, еще раньше Ковалевской написал знаменитый ученый Франции Огюстен Коши.
В своей диссертации она придала теореме совершенную по точности, строгости и простоте форму. Задачу стали называть «теорема Коши – Ковалевской», и она вошла во все основные курсы анализа. Большой интерес представлял приведенный в ней разбор простейшего уравнения (уравнения теплопроводности), в котором Софья Ковалевская обнаружила существование особых случаев, сделав тем самым значительное для своего времени открытие. Совет Геттингенского университета присудил Ковалевской степень доктора философии по математике и магистра изящных искусств «с наивысшей похвалой». Недолгие годы ее ученичества кончились, а вместе с тем закончились и занятия у Вейерштрасса.
И в это же время она узнала, каких удивительных успехов добился на своем поприще ее супруг – фиктивный, но все же
