Ките» у Хорса.
— Как, ты тоже слышал? — изумился Дуанти. — Я-то думал, это только мне померещилось.
Рыцарь вопросительно взглянул на Вианора, и маг, как бы нехотя, медленно подбирая слова, отвечал:
— То, что слышишь ты, Грэм, и ты, Дуанти, это как бы наш клич. У меня это лошади, у Браннбога — труба. Это… как бы наш знак, можно сказать — наша тень.
— Но тень не звучит, — возразил Грэм.
— Смотря какая тень, — бросил Трор.
— И смотря кто её отбрасывает, — кивнул Вианор. — Опять же, не все могут её заметить. Обычный человек ничего не услышит, а вот от мага или колдуна её надо нарочно прятать. Я сразу понял, что Грэм её чувствует, но хорошо, что ты, Дуанти, — тоже.
— Но откуда она взялась у вас с Трором? И почему эта тень у вас именно такая? — допытывался Дуанти.
Вианор засмеялся.
— Ты и не подозреваешь, юнга, до каких тайностей добираешься. Впрочем, правильно, сеньор почемучка, — может быть, когда-нибудь старого Вианора растрогает твоя любознательность.
Когда ложились спать, Дуанти негромко пожаловался Грэму:
— Сплошные тайны и загадки. В море мне показывали, что надо сделать, и давали по шее, если я долго учился.
— Ну, если ты соскучился, то дать по шее и я могу, — отвечал Грэм.
— Спасибо, сеньор принц, — поблагодарил Дуанти, — в другой раз.
Он мгновенно уснул. А вот Грэму не спалось. Его терзала мысль — неужели он действительно такой слабак и трус, как говорил Стагга Бу. Если бы не та птичка… в ней, и верно, как будто есть что-то знакомое… Грэм поднялся и тихо приблизился к Вианору, сидевшему поодаль от костра спиной к дереву — маг взялся нести первую стражу.
— Вианор, я хочу спросить… не про магию… В Ориссе с той тварью я действительно сплоховал? Может быть, я и впрямь слишком труслив?
— Вот что тебя мучает… Нет, Грэм, ты действовал хорошо — как мог.
— Как мог… Но Трор сражался, а я…
— Но ты — не Трор.
— Но мне было страшно, Вианор!
Тем временем и Трор поднялся со своего места и подсел к собеседникам.
— Ты неправильно понимаешь силу, оруженосец Грэм, — заметил он. — Знаешь, чем ты уступаешь Дуанти?
— Он посмотрел мир, а я — нет.
— Да, — согласился рыцарь. — А еще?
— Ну… он веселый.
— Дуанти не боится спрашивать, а ты часто молчишь, — сказал Трор. — Он не стесняется, если чего-то не умеет. А ты слишком горд. Но опасна не слабость, опасно, что ты не хочешь её понять. А без этого ты не сможешь действовать точно — и будешь мазать мимо цели.
— Более того, — вступил Вианор. — Иногда как раз слабость может дать опору для точного, правильного действия.
— Я иногда совсем не понимаю вас с Трором, — признался Грэм.
Вианор помолчал.
— Пожалуй, вам с Дуанти настало время узнать, как я обзавелся своей звучащей тенью. Эй, господин юнга, подойди-ка сюда, тебе тоже не худо послушать.
— Капитан Вианор, а как ты узнал? — отозвался Дуанти со своей постели.
— Сеньор юнга перестал храпеть, — отвечал Вианор со всегдашней улыбкой — и все засмеялись.
— Это история об одном мальчугане, который в шесть лет потерял отца и всю родню, кроме старой бабки. Дело было в горах Каттор-Хата, а тамошние горцы будут, пожалуй, посвирепей креоских корсаров. Дерутся там насмерть, без пощады, и если возникнет вражда между родами, то она будет длиться, пока один из родов не будет полностью истреблен. Горцы Туганчира такие же — наверно, поэтому мы с Трором так легко понимаем друг друга. Но в Туганчире, по крайней мере, повинуются королю и его закону, — ну, а в Каттор-Хате каждый сам за себя.
Вот так и получилось, что за того карапуза некому было вступиться. Гариф, которому служил его отец, был убит в межплеменной войне, а заодно прирезали и всех его слуг. Спаслась лишь полоумная старуха — потому что прикинулась мертвой. Вот она-то и выходила внука и объяснила, кому он должен мстить за отца. И тот малолетка, надо сказать, люто возненавидел своего врага, могущественного гарифа Еги. Но сразить его мечом мальчишке было не под силу, а ждать, пока он вырастет и окрепнет, тот малолетний мститель не хотел. И старуха отвела его к колдуну. В Каттор-Хате их безумно боятся, и есть за что — могущество иных не уступит и высочайшим из магов Семилена. Хорошо, что их мало интересует здешний мир, его богатство и власть, таково правило их науки. А то бы Анорине пришлось худо без всякого Сэпира… впрочем, достаточно плохо и то, что его, похоже, поддерживают чародеи Тунга.
Так вот, тот колдун, к которому попал этот мальчишка был весьма и весьма умелым. Духи велели ему принять ученика, и он учил мальчишку, как родного сына. А ученику колдовская наука давалась неожиданно хорошо. Ученику Савиена не исполнилось и десяти лет, когда он сумел, наконец, отомстить гарифу Еги. В наших Хатских горах, надо сказать, жизнь человека ни во что не ставят, куда дороже, к примеру, кони. И то сказать, это главное богатство Каттор-Хата — не считая его колдовского знания. И десятилетний колдун не стал насылать смерть на самого гарифа Еги. Он поступил иначе.
Однажды, когда табуны — а их у владетельного гарифа было много — перегоняли на летние пастбища в горы, все лошади вдруг взбесились и понесли. Они, табун за табуном, лошадь за лошадью, подбегали к краю бездонной Гачанской пропасти и бросались вниз, падали на скалы внизу и разбивались. Никто не мог остановить их — погибли все. Суеверные погонщики в ужасе от такого бедствия разбежались во все стороны. Сам гариф от потрясения лишился речи и ослеп. В роду сочли его проклятым, бросили в горах, а сами разбрелись кто куда.
Ну, а старуха и её внук — те ликовали, особенно внук. Колдун Савиен похвалил ученика за собранность и прилежание. Но спустя недолгое время его ученику вдруг стали являться погибшие лошади. Они не разговаривали с малолетним колдуном, не спрашивали его ни о чем и не укоряли. Они только со ржанием мчались к пропасти — и прыгали вниз, прыгали, прыгали… во сне, а то и наяву. Колдун Савиен был несколько дней в раздумье, а потом сказал, что его ученику надо поискать себе белого учителя — себя Савиен считал
— Надо ли объяснять, — неожиданно сказал Вианор, посмотрев на Дуанти и Грэма, — что этим чародеем-недоучкой был когда-то ваш старый Вианор, а та моя тень, что вы слышите, — это топот лошадей, сброшенных в пропасть по воле малолетнего негодяя?
Все долго молчали, и наконец Дуанти тихо спросил:
— Вианор, а что было потом? Ты нашел белого учителя?
— Да, — отвечал маг. — Правда, не сразу, не в Кардосе, куда я сначала направился, а много позже, в Семилене. Но уже по пути в Кардос я обнаружил, что обзавелся тенью. Часто, когда нужно было решиться на что-либо, мне хотелось сдаться или попросту убежать. Я не ценил свою жизнь и не видел, за что мне сражаться. Но в такую минуту лошади Каттор-Хата снова начинали безумный бег в Гачанскую бездну, ржали, падали, разбивались — и я вспоминал, что мне некуда убежать и некому сдаться. Вот и получилось, что моя тягчайшая ошибка стала моим несокрушимым помощником, оберегом, что не подвел ни разу.
— Ты, Грэм, — обратился Вианор к оруженосцу, — считаешь, что дал слабину в Ориссе. Возможно. Но если уж так, то сделай это своим щитом, неразлучным с тобой, как тень. Оставь свой страх и свою слабость там, на камнях Ориссы. И тогда ты не сможешь струсить — потому что уже испугался, и не убежишь, потому что некуда, потому что твою спину и так уже подпирают булыжники мостовой Ориссы. Все, что у тебя
