кафе. У него никогда не было своего дома. За завтраком много говорили, о пустяках. В комнате горел камин, настоящий камин.
Яков опять заговорил о справедливости. Некоторое время Юлиан Мюри терпел, но потом не выдержал. Если этот проклятый святоша еще раз произнесет слово 'справедливость', - решил он про себя, - то я сам докажу ему, что никакой справедливости не существует. Я ему так докажу, что он запомнит. Запомнит до конца своей жизни.
- ... Справедливость, - сказал Яков, - вот единственный и непреложный закон существования нашего мира.
Юлиан Мюри выругался про себя.
- Дорогой, давай поговорим о чем-нибудь еще, - сказала Эльза. Было заметно, что ей неприятно слушать слова мужа. Неприятно не только из-за гостя в доме. Так бывает, ты слушаешь дорогого для себя человека, умного, хорошего и понятливого, но почему-то говорящего совершенную чушь, и вежливо соглашаешься с ним, только для того, чтобы не обидеть. Именно такое выражение было на ее лице.
- Хотите, я расскажу о взрыве девятого декабря? - спросил Юлиан Мюри.
- Расскажите, - вежливо согласилась Эльза.
- Об этом писали все газеты. Вы, наверное, читали?
- Нет, не читала почти ничего.
- А я читал все, что мог достать. Писали, что это дело рук террористов. Я и сам так думаю. Писали, что это могли сделать русские, например. Я думаю, что это могли сделать не только русские, а кто угодно. Тот, кому выгодно, чтобы здесь нефть не шла.
- Нет, вы, пожалуйста, расскажите о самом взрыве. Как вам удалось спастись?
- Случайно. Я был в предпоследнем вагоне. Я не видел самого взрыва, только вспышку. В этот момент я не спал, а стоял у окна. В ту ночь я познакомился с красивой женщиной, и это мешало мне уснуть. Можно сказать, что это меня спасло. Когда вагон покатился с откоса, окно с рамой выдавилось внутрь. Я смог выбраться. Я больше двух часов смотрел на пожар. Это было страшно.
Он опустил руку в карман и нащупал несколько шариков величиной с горошину.
- Вот, это я всегда ношу с собой.
- Что это?
- Это остатки расплавленной земли, которые падали с неба. Не только земли. В этих стеклянных шариках сгоревшая плоть невинных людей. Вот. Крематорий в миниатюре. Вечное напоминание о божественной справедливости.
Эльза слушала его внимательно.
- Я могу подарить вам один из шариков. Хотите?
- Нет.
- А можно мне посмотреть? - спросил Яков.
Он взял шарик и покатал его на ладони. Потом посмотрел на просвет. Шарик был полупрозрачным.
- Умирая, мы не всегда превращаемся в прах, - сказал Юлиан Мюри, - вы согласны?
- Согласен. Но иногда мы становимся прахом еще до смерти. Я имею в виду душу, а не тело.
3
Я не из тех людей, думал он, которые имеют всего пять или десять причин для поступков. И он не из тех людей, которых стоит жалеть. Что из того, что он помог мне? Справедливость - предрассудок, как и многое другое в этом мире. В конце концов, разве не для этого я здесь? Разве я не знал заранее, что обязательно это сделаю?
Труднее всего преодолеть это проклятое табу. Даже самый последний негодяй боится поступить несправедливо.
Он лег на постель не раздеваясь и теперь смотрел в высокое окно. Несмотря на ночь и полное отсутствие света на улице, было заметно, что по небу движутся облака. Яркая звезда нанизывала на себя их полупрозрачные обрывки.
Для начала нужно успокоить свою совесть, думал он. Но зачем совесть человеку, если у природы никакой совести нет, как нет совести и у так просто убивающей судьбы? Это - как поединок двух вооруженных людей, один из которых стесняется пользоваться своим оружием. Потому мы и гибнем, из-за своей совести. Вот потому все вершины принадлежат людям без совести. Надо воевать на равных. Что сделать для начала? Конечно, самое приятное. Или самое выгодное? Нет, приятное. Самое приятное - это его жена. Конечно, есть женщины получше, но эта необычна. Необычность привлекает. Когда? Чем раньше, тем лучше. Например, завтра. Она, без сомнения, несчастлива со своим старым мужем. Тем более, с полоумным. Нет такой женщины, которая бы не растаяла от слов. Некоторые клюют на внешность, некоторые - на деньги и успех, но на слова - все. Поэтому о деталях беспокоиться не следует. Лучше всего импровизировать, приспосабливая каждое свое слово к ее ответам или к ее молчанию.
Он встал и разделся, не включая свет. Теперь он был спокоен, потому что знал, что будет делать.
Следующим утром он сказал несколько любезных слов Мартине. Служанка насторожилась и внимательно посмотрела на него, ожидая продолжения. Похоже, ее устроило бы любое продолжение.
- Бедняжка Эльза, - сказал Юлиан Мюри, - жить так долго одной, без мужа, и наконец дождаться! Я надеюсь, у нее хотя бы были любовники?
- Вы зря надеетесь, она честная женщина, - ответила Мартина.
Как любой женщине, ей было приятно обсудить эту тему, а особой щепетильностью она не страдала.
- А вы тоже честная женщина? - спросил Юлиан Мюри.
- Конечно, - сказала служанка, - как можно?
- А я вот нечестный мужчина, - сказал Юлиан Мюри, - как только вижу красивую женщину, так вдруг сразу вся моя честность и пропадает. Не знаю, что с собой поделать. Может быть вы предложите средство?
- Ну, - сказала служанка, слегка задумавшись, - например, пореже видеть красивых женщин.
- А если одна из них уже стоит передо мной, что делать тогда?
- А это зависит от женщины. Для начала нужно ей понравиться.
- Правильно, а что нужно для этого сделать?
- Пригласить ее куда-нибудь, - сказала Мартина.
- А куда, например?
- Например, поужинать.
- Замечательная идея. Я бы сам никогда не догадался. А когда?
- Хотя бы завтра вечером, после работы.
- Прекрасно, значит, завтра вечером, после работы. Нет, лучше сегодня.
- Так вы что, меня приглашаете?
- Ну конечно, - сказал Юлиан Мюри, - Я следую вашим советам. Ведь это советы честной женщины, их нельзя отвергать.
Весь остаток дня он ухаживал за хозяйкой дома. Иногда он ловил на себе взгляды Мартины и радовался, что все идет прекрасно. Яков не замечал этой милой тонкой игры. Похоже, что он был просто чурбаном.
Вечером, около шести, он и Эльза остались одни в темнеющей комнате. Это получилось само собой. Такие вещи всегда случаются сами собой. Эльза снова сидела на своем любимом месте и снова скребла ногтями лак, не замечая этого.
- А знаете, - сказал Юлиан Мюри, - сегодня утром Мартина пригласила меня поужинать с ней. Точнее, она сделала так, что я ее пригласил.
В ее лице будто что-то растаяло. Туманное, чуть мечтательное выражение сразу приобрело определенность.
- Поздравляю, - сказала она, - вы пользуетесь успехом у женщин.
- Но, - сказал Юлиан Мюри, - я передумал. Я не буду с ней ужинать.
- Почему же, она вам не нравится?
- Нравится, но не больше, чем первая попавшаяся женщина, первая, встреченная на улице. Ведь первая попавшаяся тоже немного нравится, если она молода и одинока, особенно если одинока? Вы знаете, о чем я говорю?
