Какие - это я буду подсказывать. В общем, без дипломатов нам не обойтись. А по части дипломатии вам карты в руки.
Завуалированная критика Комитета послу понравилась.
- И последнее. В ближайшие дни я прошу вас согласовать свои перемещения по городу с Белобородовым. Особенно время выезда и въезда в посольство. По агентурным сведениям, нам подложат бомбу чудовищной силы. А за вашу жизнь, за жизнь руководящего состава посольства я отвечаю головой.
Я почувствовал, что посол хочет мне задать сразу несколько вопросов. Однако недаром он был дипломатом, опытным, вышколенным. Он не произнес ни звука, лишь буравил меня глазами.
Из нагрудного кармана я достал карту Парижа.
- Смотрите. Здесь красными точками отмечены места последних взрывов, произведенных террористами. Эта красная сыпь распространилась на весь город. И только советское посольство и торгпредство окружены девственными белыми пятнами. Убежден, что такую карту скоро положат на стол шефа французской контрразведки. Если уже не положили. И тогда обратят внимание на эту странную аномалию. Далее карту опубликует какая-нибудь бульварная газетенка с соответствующими грязными комментариями. Перепечатает американская пресса. Словом, пойдет писать губерния.
- Однако ведь бьют окна в агентствах Аэрофлота, - подумав, сказал посол.
Я пожал плечами:
- К этому все привыкли. Детские забавы.
- Может, взрыв будет у здания торгпредства?
- Не прозвучит, - ответил я.
- Однако наше посольство охраняется усиленными нарядами полиции. Может, что-нибудь совместно предпринять или хотя бы эвакуировать людей из угрожаемых помещений?
'Вот это он зря! - рассердился я. - Зачем он лезет не в свои дела?' Впрочем, по-человечески я его понимал.
- Связываться с французами мы не имеем права. Тем самым мы вынуждены будем засветить свою агентуру, заброшенную с таким трудом в эти банды... К тому же действия террористов стихийны, не поддаются контролю и малопредсказуемы. Боюсь, что взрыв произойдет, увы, с человеческими жертвами, что, - повысил я голос, - вызовет естественное возмущение рабочего класса, прогрессивной французской общественности и соответствующие меры советского государства.
- Надеюсь, моя семья...
- Нет, - бодро заверил я, - террористов такие цели не интересуют.
Посол тяжело вздохнул:
- Наши дипломаты находятся на передовом крае классовой борьбы...
- Они мужественно выполняют свой долг, - в тон ему ответил я, и хотел было добавить: 'Родина этого не забудет!', но подумал, что это покажется слишком театральным. На моих часах было четыре тридцать.
- Мне остается вас поблагодарить за теплую и ободряющую беседу, сказал я. - Считаю за честь работать с таким шефом. А сейчас я должен идти на совещание, проводить инструктаж. С вашего разрешения, конечно.
4
Главное, надо было запустить машину на полные обороты.
Что я и сделал в первый же день. Отныне воплощать инструкции в жизнь по линии военной разведки - это была забота военного атташе, а аппаратом посольства командовал Белобородов, и я в его прерогативы решил не вмешиваться. Я не забывал, что Белобородов старше меня по воинскому званию, практически опытнее и как человек, долгое время работающий вдали от Центра, привык к самостоятельности. Как куратор, назначенный непосредственно Секретариатом ЦК, я был выше всех ведомств, но я пытался представить себе, как бы действовал на моем месте генерал-лейтенант - начальник Управления. Мысленно я копировал его поведение. К тому же, если что-то и может разладить хорошо отрегулированный механизм, так это мелочная опека.
Однако мне необходимо было встретиться и поговорить с глазу нa глаз с офицерами Комитета, каждый из которых имел во Франции свой отдельный участок работы. В приемные часы советское посольство похоже на большой проходной двор. Масса советских товарищей, командированных во Францию, является сюда по своим делам, и это в принципе не должно вызывать подозрений у самой бдительной контрразведки. Поэтому на следующий день мне удалось увидеться в своем кабинете
- с заместителем директора торгпредства в -Париже,
- с советским вице-консулом в Марселе,
- с завом корреспондентским пунктом агентства печати 'Новости' в Париже,
- с атташе по научному обмену советской делегации в ЮНЕСКО,
- с директором художественного салона советской живописи и графики на бульваре Распай,
- с советским делегатом на Парижской международной конференции по производству кофе и какао,
- с заместителем главного инженера франко-советского общества 'Газоэкспорт',
- с администратором кинотеатра советских фильмов 'Космос',
- с продавцом магазина советских часов и оптики 'Слава' на бульваре Бомарше,
- с членом консультативного совета совместного франко-советского центра по изучению ядерной энергии,
- с метрдотелем советского ресторана русской кухни на Елисейских полях 'Пирожок'.
На остальных у меня просто не хватало времени, и я назначил встречу на другие дни.
На следующее утро у дверей моего кабинета меня уже ждал директор парижского агентства Аэрофлота подполковник ГРУ Федоров. Мы с ним были знакомы по Москве. Однако приветствовал он меня очень сдержанно, и по тому напору, с которым он стал докладывать об успехах своей конторы, я догадался, что Федоров обижен. Действительно, по табели о рангах я его был обязан принять в первую очередь. Но у меня были свои причины. Я передал ему персональный привет от его начальства, сказал, что в Управлении им очень довольны и ждут через две недели в Москву. Федоров не понял. Я пояснил:
- Вы мне только что докладывали о ходе операции относительно нового французского истребителя 'Мираж - 2500'. Организуйте так, чтобы кто-нибудь из нашей французской агентуры, человек второстепенный, передал вам микропленку с техническими данными 'Миража' буквально на глазах французской контрразведки.
- Борис Борисыч, - изумился Федоров, - меня в Париже еще ни разу не засветили! По нашим сведениям, никто из ДСТ[ ДСТ - французская контррaзведкa] не сумел сесть мне на хвост. А теперь вы хотите, чтоб меня взяли с поличным!
Видимо, Федоров просто не желал меня понять. Пришлось кормить его с ложечки:
- Я забыл вас поздравить, - сказал я, - с присвоением вам очередного военного звания - полковника! Ну вот, рад вам первым сообщить приятную весть. Во-вторых, Управление дало согласие на вашу 'засветку'. Мы рискуем лишь тем, что вас вышлют в 24 часа из страны. И потом, судите сами, всем службам безопасности мира прекрасно известно, что агентства Аэрофлота за рубежом - это наши чуть ли не официальные разведывательные гнезда. Все равно за вами следят. Я знаю, что в настоящий момент в ДСТ - недовыполнение плана, извините, 'по отлову советских шпионов'. А мы должны заботиться о своих французских коллегах. Годами мы их приучали: в случае нужды - искать в Аэрофлоте. Если мы им срочно не подкинем что-нибудь громкое на первые газетные полосы, то они с отчаяния сунутся в другие наши конторы. А вот это сейчас крайне нежелательно.
Федоров уходил от меня поникшим. Расставаться с Парижем ему явно не хотелось. Неужели не успел скопить сертификаты на кооперативную квартиру? Но при чем тут я? Судьба играет человеком... Впрочем, я был к нему несправедлив. Федоров - хороший разведчик, умело вел свое дело. И идею с Аэрофлотом придумала не безликая судьба, а Борис Борисыч Зотов. Однако у меня не было иного выхода. Обстоятельства требовали, чтобы ДСТ заглотнул аппетитный кусок.
В кабинет заглянул Белобородов:
- Борис Борисыч, чего сник?
Я ему рассказал про Федорова. Он вежливо посочувствовал и заметил:
