Он полистал книгу, Кире показалось, что Чаусов побледнел, охрипшим голосом он произнес:
- Я об этой книге не знал... Как же так?.. Как она прошла мимо меня?! Откуда она у вас?
- Я взяла ее в библиотеке Академии наук.
- Боже мой, как она прошла мимо меня?! - повторил он сокрушенно.
- А вот из нее цитата. Сэм Шобб пишет Диомиди: 'Вы правы, с оказией передавать письма безопасней и надежней. Я совершенно не согласен с Вами, что Ваши эскизы - мертворожденные дети. Уверен, придет время и появится возможность воплотить эти эскизы в материале. Я об этом думаю...' Письмо это, датированное августом 1947 года, опубликовано в 1960-м. В каком году, по словам Гилевского, он возвратил пакет дочери Диомиди? - спросила Кира.
- В 1965-м, вроде так он говорил.
- Таким образом письмо Шобба опубликовано за пять лет до этого?
- Да.
- В 1966 году вышла книга Гилевского 'Сравнительное исследование', т.е. через год после того, как он, по его словам, возвратил пакет дочери Диомиди. Но в книге ни слова о пакете. Хотя автор, казалось бы, должен был хоть как-то упомянуть о нем: либо существуют письма и дневники Диомиди, либо их нет, либо они в музее, либо переданы дочери Диомиди. Никакого упоминания, будто пакета вообще не существовало. В 1971 году по решению обкома сейф был открыт. Пакета там не оказалось. В первых двух изданиях книги профессора Самарина он упоминается, как хранящийся в музее. В третьем, посмертном, которое редактировал Гилевский, этой упоминание исчезло. Вы обращали внимание Гилевского на эту странность?
- Обращал.
- Что он ответил?
- Что Самарин, мол, заблуждался, но из уважения к нему Гилевский не стал настаивать на исправлении, а когда Самарин умер, в третьем издании, дескать, восстановил истину и убрал это заблуждение.
- Как по-вашему, каким образом письмо Сэма Шобба могло попасть к американскому автору до того, как пакет был передан дочери Диомиди.
- У меня есть ответ на эту загадку.
- Какой?
- Пакет никуда не пропадал, не передавался в Фонд имени Драгоманова, не возвращался дочери Диомиди. Он оставался в руках Гилевского.
- Да, но в сейфе его не было, - сказала Кира.
- Мало ли куда он на время мог перепрятать пакет, а потом опять вернуть его в сейф, куда годами никто не заглядывал. Допускаете ли вы, что имея столько лет возможность вскрыть пакет, Гилевский удержался от соблазна? Если еще иметь в виду, что он был помешан на Диомиди.
- Да, но ведь сейф можно открыть только двумя ключами, один из которых у директора музея.
- А вот на эту загадку я ответить не могу, - Чаусов был подавлен скорее всего тем, что он, считавший себя лучшим знатоком публикаций, связанных с именем Диомиди, не имел понятия о книге Дж. Бэррона, вышедшей в Нью-Йорке; и еще, вероятно, вопросом: каким образом письмо Сэма Шобба к Диомиди, которое скорее всего находилось в пакете, попало к американскому автору. Если бы оно хранилось в другом месте, то было бы опубликовано давным-давно, ибо написано еще в 1947 году! И не только опубликовано, но и расцитировано!..
Кира наблюдала за Чаусовым. Он был выбит из колеи, обескуражен. И она подумала, что сейчас самое время приступить к главному.
- Надо кое-что привести в соответствие, Алексей Ильич, - начала Кира. - Первый вопрос: скажем, если вам надо пройти в музей этнографии и художественного промысла, вы покупаете билет?
- Нет. Я много лет там проработал, вахтерша Фоминична меня хорошо знает.
- Значит, если бы вы вошли туда, когда проходило шесть-семь посетителей, она могла и не обратить на вас внимания?
- Скорее всего.
- Хорошо. В тот день, когда вы говорите, вы были на выставке мебели, там было много народу?
- Не очень.
- Если бы там в это время находился какой-нибудь ваш хороший знакомый, скажем, Огановский, могли ли бы вы его или он вас не заметить?
Чаусов задумался, затем спросил:
- А что, Огановский был там тогда?
- Когда 'тогда'? - спросила Кира.
- Ну... в этот день... в это время.
- Вы не ответили на мой первый вопрос.
- Пожалуй, мог и не заметить.
- А вот Огановский утверждает, что не заметить вас и Жадана, если бы вы находились там, невозможно. Народу почти не было. Впрочем, это легко проверить по количеству проданных в тот день билетов. Ведь это было уже перед самым закрытием выставки, конец дня. Кроме того, есть возможность устроить вам и Жадану очную ставку с Огановским.
Чаусов умолк. Она ждала, давая ему возможность принять какое-то решение. Наконец, сглотнув ком, Чаусов тихо вымолвил:
- Я не был на выставке.
- А Жадан?
И снова пауза.
- Я спрашиваю, Алексей Ильич, а Жадан был?
- Не знаю.
- Где же все-таки вы были в интересующее меня время?
- Я не могу вам этого сказать.
- Что так? Уж не замешана ли тут женщина? - усмехнулась Кира.
- Да.
- Боже, какие банальности! Сейчас вы скажете, что она замужем, что вы, как джентльмен не можете назвать ее имя.
- Именно так.
- Пошловато получается, как из дурного романа, Алексей Ильич. Но если вы не назовете ее, и я не смогу ее допросить, ваше алиби не стоит и выеденного яйца. Вы это понимаете?
- Понимаю.
- Итак?
- Ее зовут Виктория Петровна Непомнящая.
- Где она работает?
- Лаборанткой на химкомбинате. Комбинат в должниках, и многих сотрудников отправили в неоплачиваемые отпуска. Ее тоже.
- Кем и где работает ее муж?
- Он инженер в 'Энергосетьинспекции'.
- Часто бывает в командировках?
- Да.
- И в этот раз?
- Да... Я прошу вас только, если будете встречаться с нею, постарайтесь так, чтоб муж не знал, не впутывайте ее.
- Насчет не впутывать, - все будет зависеть от вашей и ее правды или неправды... Домашний адрес Непомнящей и телефон, если есть.
Он назвал.
- Значит, вы пришли, зная, что муж в командировке?
- Да.
- В котором часу?
- После пяти вечера.
