– Ну ты это… Курсовую по сопромату как?
– Я ее уже Шуршику обещал.
– Блин, какая сволочь Шуршик! – возмутился Баранов совершенно искренне. – Все, накрылась медным тазиком сдача в понедельник!
– А о чем ты раньше думал?
– Ты ботаник, тебе не понять. Стоп. А что у тебя еще осталось?
– Могу тебе свою зачетку отдать.
– Да на хер она мне нужна! Чего ты такой злой и жадный? Конспекты есть по матанализу?
– Есть. Кроме одной лекции, когда меня Макаровна выгнала.
– Ура, живем! Забито! С тебя конспекты!
– Хорошо, у нас завтра стрелка в метро с Шуршиком, подваливай.
– Завтра я не могу! – огорчился Баранов, – Завтра у меня это… Личная жизнь намечается.
– Значит через Шуршика передам.
– Ага! – возмутился Баранов, – Он себе захапает!
– Ну это вы там с ним сами разбирайтесь.
– Ладно, разберемся. Спасибо тебе, ты меня выручил! – Баранов хлопнул меня по плечу и оглянулся, – Так, я забыл, где здесь сортир?
Он ушел. Из комнаты выполз Серега, лицо его было красным, он держался за стенку.
– А, блин, Аркадий! – произнес он заплетающимся языком. – Стой, послуш… Ик! Послуш… Вот скажи, вот я тебе друг?
– Друг.
– Прально! Пойдем выпьем.
– Я не пью.
– Ты охренел? Тебе завтра в гроб, а ты не пьешь?
– Не в гроб, а в мир иной. Я не пью.
– Ты меня обижаешь! – насупился Сергей. – Я тебе друг?
– Друг.
Сергей обнял меня за плечи, навалившись.
– А вот Лебедев – с-сука. Он про тебя знаш-ш-што говорил когда ты к нам на Новый год не приехал?
– Серега, прекрати.
– Ты-ы-ы… – Сергей помахал пальцем перед мои лицом, – Ты мне рот не затыкай, понял? Я тебе друг – ик! – каких поискать мало! Тебе завтра в гроб ложиться, а ты мне, живому, рот затыкаешь. Не дело это, понял? Пойдем с тобой выпьем!
– Я не пью.
– А я хочу! Имею право выпить с трупом друга!
– Я не пью. И я не труп, трупы в морге лежат – иди туда и пей.
– Ты дурак! – обозлился Сергей, – Тебе же там, в гробу, никто больше не нальет. Ик! Там ты таких друзей не увидишь!
– Ага, в гробу я видал таких друзей. – пробормотал я в сторону, но Серега все-таки услышал.
– Вот так да? Вот все с тобой понятно. Вот ты и прояснился весь, блин! – казалось Сергей обрадовался. – Вот ты такой всегда и был. Эгоист! Инди… идиви… видуалист… инди… инди… иди в задницу короче, козел рогатый!
Я решил, что на сегодня с меня хватит, отпихнул его и вышел из квартиры Глеба, тихо прикрыв дверь.
Дома были отец с матерью, они что-то готовили для предстоящих поминок. Мать постоянно плакала, отец выглядел подавленным, но держался. Я было вызвался помочь им что-нибудь нарезать или там повертеть мясорубку, но они отказались, и я пошел в комнату слушать музыку. Вечером мы тихо, по- семейному посидели за столом, только мать все время плакала и причитала. Но все еще было ничего, пока я не рассказал по Михалыча и историю с модулем. Отец возмутился и стал ругать меня что я такой лопух – по его мнению, я должен был плюнуть Михалычу в морду и уйти, хлопнув дверью, пусть сам доделывает модуль.
– Сынок, это что же, ты для нас будешь еще после смерти работать? – возмутилась мама, – И не вздумай!
– Модуль я доделаю. – сказал я угрюмо.
– Ни в коем случае! – заорал отец, – Я тебе запрещаю!
– Как мы себя будем чувствовать с этими деньгами? – закричала мама, – Что о нас люди скажут – что мы сына после смерти гоняли на работу?
– Модуль я закончу. – повторил я.
– Я не буду ничего подписывать! – закричала мама.
– Значит деньги возьмет себе Михалыч, только и всего. – я пожал плечами.
– Нет, подожди, а как так получилось, что ты сразу не заключил договор? – вмешался отец. – Я и не предполагал что у меня сын такой идиот!
– Ты меня еще учить будешь? – спросил я.
– И буду! – отец стукнул кулаком по столу.
– Себастьян, ну пожалуйста, прекрати. – вмешалась мама. – Аркадий, успокойся.
– Да чего вы меня все учите да затыкаете? – возмутился я.
– А ты не родителей не ори! – строго сказал отец.
– Да идите вы все! – я решительно встал из-за стола, повалив за собой табуретку.
– Аркаша, ты куда? – мать кинулась за мной. – Себастьян, что ты наделал! Зачем ты с ним так?
– Да пусть идет куда хочет!
– Аркадий, если ты сейчас посмеешь уйти в три ночи… я сейчас… я не знаю что сделаю! – мать преградила мне дорогу.
И я остался. Но разговаривать с ними уже не хотелось, я просто ушел в свою комнату и больше не выходил.
Воскресенье я провел дома. К кухне меня так и не подпустили, сказав, что нежильцу неприлично трудиться по дому. Я валялся на диване с книжкой, слушал музыку, съездил на стрелку в метро. Шуршик опоздал на двадцать минут и долго извинялся. Я передал ему пакет с курсовиком и конспектами, а потом мы еще долго стояли, трепались о разной всячине.
Наступило утро понедельника. На похороны пришло человек двадцать, в основном это были наши родственники. Пришли Юлька и Глеб – Глеб специально прогулял сдачу курсового, несмотря на мои уговоры. Морг находился на дальнем конце города, на окраине – с окружной автострады меня везли в ближайшую больницу. Двери морга были обшарпаны и у входа толпились еще две процессии. Наконец подошла наша очередь и меланхоличный студент-медик в зеленом фартуке, мой ровесник, провел нас в грязноватый траурный зал, где на металлическом столе лежал гроб. Мне хотелось заглянуть внутрь и посмотреть на себя, но гроб был закрыт – очевидно то, что осталось от тела, для просмотра совершенно не годилось.
Мы погрузили гроб в автобус и поехали на кладбище. Ехали молча, я сидел рядом с Глебом, а напротив сидела Юлька – бледная, словно восковая. На кладбище началась возня, оформление, меня отправили с квитанцией в какую-то сторожку за именной дощечкой, дощечка оказалась еще не готова и мы крепко поругались с местным мужиком. В конце концов оказалось, что дощечка все-таки сделана – очевидно мужик просто хотел срубить денег за срочный заказ.
Кладбище было многолюдным. В очереди стояло несколько процессий, все они были одинаковы – плачущие родственники, хмурые друзья и сослуживцы и печальные нежильцы, переминающиеся с ноги на ногу – я уже без труда научился выделять нежильцов из толпы, было в них что-то неуловимо схожее. Я прикинул что очередь минут на сорок, не меньше, сказал нашим, что отойду ненадолго и пошел по аллее к старой части кладбища, стоять в очереди было очень тягостно. Я думал что Глеб и Юлька пойдут со мной, но они остались у гроба.
Постепенно чистые, свежие могилы сменялись покосившимися крестами и растрескавшимися плитами, заросшими мхом, аллея кончилась и вдаль разбегались бесчисленные дорожки, густой сеткой оплетавшие
