Гном может располовинить человека в броне вместе с его конем, но что с того, если они носятся вокруг на своих проклятых тварях, не давая ни минуты отдыха, и еще эта жара! Гномам легче идти ночью, а отдыхать днем, но переростки днем отдыхать не дают! Не спать — это даже хуже, чем не есть. Они топчутся в этих лысых холмах третий месяц, ни воды, ни еды, ни добычи! Дошло до того, что приходится собирать какие-то гнусные колосья, а идти быстрее невозможно — когда перестаешь обращать внимание на преследователей, они нападают. Подло, трусливо, из засады! Нападают и сразу же откатываются, а спешно выстроенный боевой строй остается на раскаленной дороге.
Стрелы давно кончились, глупцы арбалетчики и не думали их беречь, новые достать негде. Теперь люди на своих тварях подскакивают к самому шарту и засыпают его стрелами. Сначала это казалось смешным — разве может стрела пробить хороший шлем?! Она и не может, но воины внешних рядов больше не могут поднимать забрала даже на привалах, а солнце превращает шлемы в орудие пытки!
Гросс с отвращением глотнул мутной воды, о пиве даже думать не приходится! Третий месяц крутиться в Коднорских холмах, и все из-за Пиноваца и бригштандеров! Сначала они клялись покончить с переростками, потом разбили лбы, доказывая, что нужно идти прямо в Феррерс, хотя до Торнэлла было много ближе, и что?! В Намбирском лесу их подстерегали бродячие деревья! Мерзкие, древние твари, кто мог подумать, что они живы до сих пор?! Кто мог подумать, что этому дубью плевать, что нет ни ожививших их эльфов, ни ублюдков Доаделлинов! Стоило передовым отрядам войти в чащу, как вокруг поднялся треск, именно такой, как рассказывал чудом спасшийся Фреймут, а потом на дорогу медленно выползли суковатые чудовища! Счастье, что живые деревья глупы и медлительны, иначе…
Маэлсехнайли передернуло от ужаса при воспоминании о медленно поднимавшихся облепленных омелой руках, надсадном скрипе, жарких, огненных глазках. Если б эльфийские прислужники догадались дождаться, когда шарт углубится в их лес, и перекрыть пути к отступлению, не спасся бы никто, но они успели вырваться. После этого Пиновац вспомнил об обходной дороге, и они пошли вдоль опушки проклятого леса, откуда раздавались жуткие звуки. Никто не хотел разбивать лагерь рядом с Намбиром, пришлось отступить за ближайшую гряду, а там караулил желтоволосый со своими ублюдками. Трусы не решаются нападать открыто, но их наскоки изматывают. Гросс нахмурился, вспоминая проглоченные оскорбления, он за них еще отомстит, но сначала нужно вырваться из Коднора.
Дорога, о которой болтал Пиновац, привела к быстрой реке с крутыми, обрывистыми берегами. Переправы не было, то есть она была, но ее разрушили, и в округе не нашлось ни единой доски или веревки.
Проклятые всадники, разумеется, оказались тут как тут — вертелись на расстоянии нескольких шагов и советовали переплыть реку или сходить в Намбирский лес за бревнами и наделать лодок, а когда на их выкрики перестали обращать внимание, налетели и сбросили с обрыва чуть ли не полштанда. Воины были в доспехах, не выплыл никто. Разумеется, гросс покарал виновных. Пиновац потерял Железную Цепь с Молотом, а штандер пострадавшего полка был четвертован. После этого Маэлсехнайли приказал поворачивать, и на этот раз ему не перечили.
Иногда, чтобы победить, следует отступить и начать сначала. Они возвращаются к Айнсвику и сворачивают на Торнэлл. Оттуда до гряды всего два перехода, там — тень, там — вода, там — добыча, потому что жители Ортели и Гамнета никуда не побегут. Если б только сбросить с плеч желтоволосого и его ублюдков, но как?
Маэлсехнайли нахмурился, дурная привычка, но думать помогает. Пиновац сегодня четвертовал восьмерых: негодяи хотели вернуться в Петрию, но врата перед теми, кто по доброй воле покинул родную гору, раскрываются лишь в двух случаях: перед посольством победителей, приехавшим за невестами, и перед потерявшими вождя. Потерявшие вождя воины вправе вернуться домой. Да, там их ждет самая тяжелая работа и насмешки, но слабаки и трусы могут предпочесть тачку проклятой жаре и подлым переросткам.
Когда он построит свое царство, царство, которое простоит тысячу, нет, три тысячи лет, он истребит слабаков и неженок. Гном не должен знать страха, гном не должен знать сомнений. За него думает и решает повелитель, а воин идет за ним и получает награды за подвиги и верность. Да, именно так! Чтоб построить великую державу, надо уничтожить тех, кто ее недостоин.
Маэлсехнайли вздернул голову, представляя, как маршируют его еще не существующие колонны. Они не будут походить на бывших рудокопов и плавильщиков, они будут рождены только для войны и повиновения вождю.
— Мой гросс, — физиономия Ронинга выглядела озабоченной, — мастера докладывают — надежды пробиться к мощному водоносному слою нет. Найденной воды хватит только больным и раненым…
Вот и решение. Больным и раненым? Как бы не так!
Сегодня ночью они покинут лагерь и освободятся от всего, что мешает движению. Среди зажженных костров останутся те, кто не может идти, — слабым незачем жить, а армия будет спасена. Переростки ночью спят и плохо видят, они спохватятся только утром, а шарт к этому времени будет на полпути к Айнсвику. Когда у воинов будет вдоволь воды и еды, они не станут вспоминать о неудачах и пойдут за своим вождем создавать великое царство! Война будет выиграна, иначе просто не может быть!
4
Гномы оставили лагерь. Джеральд наподдал ногой какую-то железяку, железяка зазвенела. Гномы оставили лагерь с мертвыми и ранеными. Кого они обманывали, разводя костры, людей или своих же, чтоб не орали, не пытались догнать?! Господи, какие ублюдки!
— Ну, на этот раз мы до них доберемся! — На лице Одри Лэнниона застыла смесь гадливости и ненависти.
— Доберемся, доберемся, — пробормотал Джеральд, разглядывая опустевший лагерь и пытаясь поймать ускользающую мысль.
— Так по коням? — осведомился сразу повеселевший Лэннион.
— Пожалуй. — Джеральд ухватился за луку седла, но так и застыл. — Дьявольщина, как я сразу не понял! Дэвид!!!
Веснушчатый Дэвид был тут как тут. По справедливости, ему пора становиться капитаном, и он им станет.
— Дэвид, прихвати-ка эту дохлятину.
— Милорд? — Рыжие брови Дэвида метнулись к не менее рыжим волосам. — Как это?!
— Так! Пусть недомерки насаживают на крючья своих, а не наших!
