— Мой легендарный противник, — промолвил Герман, протягивая руку.
Дун в ответ протянул свою, но вместо пожатия лишь провел пальцами по коже Германа.
— Даже сомек не вечен, да? — спросил он, и печаль в его глазах поведала Герману, что не он один понимает: за обещанием вечной жизни, дарованным сомеком, на самом деле таится та же смерть.
— Зачем ты хотел увидеться со мной? — спросил Дун.
Тяжелые, необъяснимые слезы медленно покатились из стареющих глаз Германа.
— Не знаю, — ответил он. — Я просто хотел узнать, как у тебя дела.
— Все хорошо, — произнес Дун. — За последние несколько веков мой департамент колонизировал дюжины миров. Враг бежит — мы намного превосходим его численностью, и ему не совладать с нами. Империя разрастается.
— Я так рад. Рад, что Империя растет. Возводить империи — это замечательно. — Вдруг без всякой связи он добавил:
— А я ведь тоже как-то раз построил империю.
— Знаю, — кивнул Дун. — А я ее разрушил.
— Да-да, — вспомнил Герман. — Вот зачем я хотел повидаться с тобой.
Дун кивнул в ожидании вопроса.
— Я вот все думал… Я хотел знать, почему ты избрал именно меня. Почему решил сделать это. Может, ты уже объяснял это мне, но я не помню. Память не та, что прежде.
Дун улыбнулся и взял руку старика.
— Человеческая память несовершенна, дедушка. Я избрал тебя, потому что ты был самым великим из всех. Избрал потому, что ты был самой высокой горой, которую я мог покорить.
— Но зачем…, почему ты все разрушил? Почему не построил другую империю, раз хотел посоперничать со мной?
«Вот он вопрос. Да, тот самый вопрос, который я мечтал задать», — решил Герман. Он почувствовал удовлетворение — хотя одновременно в нем зародилось непонятное сомнение. Разве он уже не разговаривал с Дуном на эту тему? Разве Дун не ответил ему тогда? Нет. Такого не было.
Взгляд Дуна стал каким-то отстраненным:
— А ты сам не знаешь ответа?
— О, — рассмеялся Герман. — Видишь ли, был у меня в жизни такой момент — в общем, я полностью свихнулся и утверждал, будто ты намереваешься разрушить Империю.
Но меня вылечили.
Дун опечаленно кивнул.
— Но сейчас мне гораздо лучше, и я хочу знать. Просто хочу знать.
— Я уничтожил…, я напал на твою империю, дед, потому что она была слишком прекрасна, чтобы существовать.
Если б тебе удалось захватить мир, ты бы выиграл, игра бы закончилась, а что потом? Прошла бы несколько лет, и ее бы все забыли. А теперь ее будут помнить вечно.
— Забавно как, — протянул Герман, потеряв мысль задолго до того, как Дун закончил говорить. — Величайший творец и величайший разрушитель произошли из одного источника — дед и внук. Забавно, да?
— Наследственность, — пошутил Дун.
— Я горжусь тобой, — произнес Герман, действительно веря в это. — Я рад, что если и нашелся во Вселенной человек, который смог победить меня, так это была кровь от моей крови. Плоть от моей…
— Плоти, — закончил за него Дун. — Так ты начал верить в Бога?
— Я не помню, — сказал Герман. — Что-то стало с моей памятью, Абнер Дун, я ни в чем теперь не уверен. А раньше я верил в Бога? Или это был кто-то другой?
Глаза Дуна наполнились тоской. Он шагнул к сидящему в мягком кресле старику, встал на колени и обнял его.
— Прости меня, пожалуйста, — проговорил он. — Я понятия не имел, чего это будет тебе стоить. Даже не подозревал.
В ответ Герман лишь рассмеялся:
— Да ладно, в то пробуждение я ставок не делал. Так что денежки все целы и невредимы остались.
Но Дун лишь крепче прижал его к себе и повторил:
— Прости меня, дедушка.
— А, ерунда, проиграл так проиграл, — ответил Герман. — В конце концов, это ж всего лишь игра.
Глава 5
УБИВАЯ ДЕТЕЙ
Он услышал, как щелкнул замок. Дверь скользнула в сторону, но он был слишком увлечен игрой.
