Никогда еще в его жизни не было поцелуя, который бы доставил ему такое невероятное наслаждение и вызвал бы в женщине такое же наслаждение.
Целуя Медину и не переставая ее целовать, он знал, что нашел ту Мекку, которую все ищут, и это — совершенная, духовная любовь.
Она нисколько не была похожа на все те чувства, которые ему доводилось испытывать в прошлом.
Только ощутив, как разгорается в нем и в Медине новое солнце, маркиз оторвался от губ возлюбленной.
Он смотрел на нее и думал, что ни одна женщина не могла бы сильнее светиться от любви.
В ней была еще и духовная красота, которую он не встречал доселе на лице женщины.
— Я люблю тебя… люблю! — прошептала Медина.
— Так же, как и я люблю тебя, — ответил маркиз.
— Неужели это правда? Неужели ты действительно смог полюбить меня?
— Я никогда не знал, что можно так сильно кого-то любить и чувствовать то, что я чувствую теперь.
Он снова принялся ее целовать, и она осознала, что не только губы, но и души их сливаются в одно.
Они стали неделимым целым и теперь уже не расстанутся.
Немного позже, когда солнце скатилось за линию горизонта, маркиз повел Медину к тому месту, где Hyp расстелил для них покрывало и разложил подушки.
Они сели рядом, и маркиз снова обнял ее:
— Я хочу, чтобы ты хорошенько отдохнула, моя любимая, потому что, когда мы прибудем в Аден, нам надо будет многое сделать.
Она посмотрела на него вопросительно, и он сказал:
— Мы зарегистрируем наш брак в британском консульстве, но сначала, я думаю, надо подыскать тебе одежду.
Медина рассмеялась:
— Консул наверняка не ожидает, что твоя жена может выглядеть так, как я сейчас!
— Ты выглядишь восхитительно, моя несравненная. Но все же я думаю, что будущей маркизе Энджелстоун следовало бы быть чуть больше похожей на женщину.
К удивлению маркиза, Медина вдруг отстранилась от него.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ты просишь меня стать твоей женой, — тихо проговорила Медина, — но, возможно, ты совершаешь ошибку.
— Ошибку? — Маркизу показалось, что он ослышался.
— Здесь в пустыне ты просто мужчина, — сказала она. — Замечательный мужчина, которого я люблю и уважаю… Но в Англии…
Она замолчала, и маркиз мягко спросил:
— Что в Англии?
— Я и забыла, что ты маркиз и аристократ. Твоим друзьям может показаться, что я тебе не пара, а ты… ты, быть может, разлюбишь меня.
Маркиз почти грубо привлек ее к себе.
— Ты моя! — отчаянно воскликнул он. — Такую, как ты, я всегда искал и уже почти потерял надежду найти. Ты моя, ты моя Мекка, и потерять тебя — значит потерять саму жизнь!
Говоря эти слова, он вспомнил, как она сказала, что умрет, если его не будет на свете, и понял, что чувствует тоже самое.
Что бы в Англии ни стали болтать о них, Медина принадлежит ему, и он ни за что не согласится ее потерять.
Понимая, что эти чувства слишком велики для обычных слов, он просто целовал ее, пока она не сдалась и не прильнула к нему сама.
Он видел, что в эту минуту для нее не существует ничего, кроме того блаженства, которое он ей дарил.
Он дал ей счастье, такое же ослепительное, как звезды, которые уже загорались в небесах над их головами.
Наконец, понимая, что она еще очень слаба, он отослал ее в постель.
Сам маркиз долго лежал без сна и думал о том, что он самый счастливый из смертных.
Он был полон решимости выступить против всего общества, начиная с самой королевы, если кто-нибудь осмелится обидеть Медину.
Внезапно он осознал, что знает о ней очень мало — почти ничего, кроме того, что ее отец писал книги, способные изменить жизнь человека.
Подумав об этом, маркиз не мог не признать, что ему предстоит многое объяснить своим родственникам и друзьям.
Нет сомнений, они спросят его, почему он взял в жены девушку, о которой в обществе никто даже не слыхал.
Но маркиз дал себе клятву, что не допустит, чтобы Медину кто-то обидел или причинил ей зло.
Однако он слишком хорошо знал, как язвительны и злонамеренны могут быть такие женщины, как леди Эстер.
Они всячески пытались бы унизить Медину и внушить ей мысль, что ее любовь станет источником бед для нее самой и для маркиза.
»Я огражу ее от этого зла, — сказал себе маркиз, — даже если для этого мне придется навсегда покинуть Англию».
В то же время ему хотелось жить с Мединой вдвоем в Энджелстоуне.
Он хотел постоянно видеть ее рядом: в комнатах его дома, на приемах, хотел, чтобы она спала рядом.
»Если она смогла научить меня арабскому языку, значит, и я смогу научить ее быть маркизой», — думал он, лежа в темноте.
Он знал, что в душе немного боится, но не за себя — за Медину.
В полдень следующего дня они достигли Адена и сразу направились в порт, где маркиза ждал «Морской Ястреб».
Медина поднялась на борт без махраны и с открытым лицом.
Она выглядела необычно, но в глазах моряков она, несомненно, была женщиной, и маркиз знал, что им и в голову не придет, что она и тот молодой араб-проводник, которого они однажды уже видели, — один и тот же человек.
Понимая, что Медина утомлена переездом и волнением, он велел ей пойти прилечь.
Она заняла ту же самую каюту рядом с каютой маркиза, которая в первый раз показалась ей такой уютной.
Поскольку Медина хотела исполнять все его желания, она попыталась уснуть и в скором времени задремала.
Тем временем маркиз, приняв ванну и переодевшись, отправился в британское консульство.
В белых брюках яхтсмена и спортивной рубашке он выглядел истинным англичанином.
Консул был рад увидеть его и сказал:
— Когда ваша яхта вошла в гавань, милорд, мы не сомневались, что рано или поздно вы тоже появитесь. Я счастлив видеть вас в добром здравии!
Глаза маркиза блеснули.
Он-то знал, что сильный загар, который привел консула в такое восхищение, на самом деле является остатками хны, которую не удалось полностью смыть.
— Я тоже рад, что вернулся благополучно, — ответил он. — Но я нуждаюсь в вашем совете.
— Вы знаете, что я сделаю все, что в моих силах, — ответил консул, — однако сначала, мне кажется, вам стоит прочесть телеграмму, которая вас дожидается.
Консул протянул маркизу конверт, и тот его вскрыл.
