гордости. Только чувство бесконечного отчаяния владело ею.
– Что случилось? Почему вы плачете? – спросил князь. Не дождавшись ответа, он настойчиво произнес: – Что вас расстроило? Я и представить не мог, что вы можете плакать!
Она наконец осознала, что князь разговаривает именно с ней, и поняла, что должна ему ответить.
– Я ничего не могу… с этим поделать, – рыдая, говорила она. – Мне так одиноко, так грустно… Вы меня ненавидите… мне хочется только умереть!
– Ненавижу вас? – странным голосом переспросил князь.
Он наклонился и поднял ее. Илона не сопротивлялась. До нее едва доходило, что он рядом с ней. Темное облако печали настолько поглотило ее, что она еще не до конца понимала происходящее.
– У вас… есть все! – продолжала она рыдать. – Люди любят вас… И у вас есть… цыганка… Она приходила сюда… к вам. А я одна. Никому… не нужна… У меня даже… нет ребенка… которого я могла бы любить.
– Моя глупенькая принцесса, – низким, ласковым голосом произнес князь.
Он взял ее на руки и сел в кресло. Близость к нему пробудила в Илоне легкий трепет, но слезы все еще продолжали душить ее, но теперь она рыдала у него на плече.
– Как мы ошиблись друг в друге, – тихо сказал он. – Перестаньте плакать, дорогая, я попытаюсь все вам объяснить!
Илона подняла лицо. По ее щекам все еще текли слезы, но она глядела прямо ему в глаза.
– Как вы… назвали меня? – прошептала она.
– Я назвал вас «дорогая»! Вы дороги мне с тех пор, как я впервые увидел вас!
– Не может быть!
Князь прижал ее к себе и стал целовать ее мокрые глаза, слезы на щеках и наконец губы.
При каждом его поцелуе словно молнии пронзали Илону. Огонь, охвативший ее, когда она смотрела, как он танцевал с цыганкой, вновь запылал в ней тысячей мерцающих огоньков, обжигавших ее от кончиков ног до губ, которыми завладел князь.
Не этого ли ощущения она так ждала? Не его ли ей так не хватало все эти дни, когда она уже отчаялась испытать вновь это сладостное чувство?
Его поцелуи были нежны, но с каждым мгновением становились все более страстными. Когда наконец он поднял голову и взглянул на нее, ее глаза сияли, как звезды.
– Я думала, вы… ненавидите меня, – чуть хрипловато произнесла Илона, и в голосе ее затеплилась радость.
– Я люблю вас!
– Но… вы были так холодны, так жестоки… – прошептала она. – Приходили в мою комнату и даже не глядели на меня!
Князь крепче притянул ее к себе.
– Если бы я позволил себе смотреть на тебя, я не удержался бы и овладел тобой! Но я же думал, что твой отец говорил правду, и ты ненавидишь меня!
– Как ты мог так подумать?
– Ты держалась во время нашего бракосочетания так отстраненно, так натянуто! Откуда я мог знать, что виной всему побои этого дьявола!
Илона смущенно потупила глаза:
– Кто тебе сказал?
– Какое это имеет значение? Я глубоко сожалею, моя бесценная, что у нас с самого начала появились друг от друга тайны!
– Я думала… ты презираешь меня… когда впервые поцеловал!
– А я решил, что ты самая красивая женщина на свете! Но когда ты не ответила на мой поцелуй, я подумал, что ты холодна и равнодушна! – Илона молчала, и, повернув ее лицо к себе, он проговорил: – Только вчера я понял, что ты слишком неопытна!
Илона покраснела, а князь мягко спросил:
– Сколько мужчин целовали тебя до меня?
– Только… ты…
Князь издал торжествующий возглас и снова прикоснулся к ее губам. Когда она страстно прильнула к нему, стены закружились в безумной пляске.
– Значит, я первый и последний! – срывающимся голосом проговорил он. – Я очень ревнив, дорогая, и готов убить всякого, кто хотя бы посмотрит на тебя!
– Ты ревнив? – недоверчиво спросила Илона. – Но я… – Она замолчала.
– Договаривай же!
– Я так ревновала… когда ты танцевал с цыганкой. Я была уверена, что она твоя… любовница!
– Я и хотел, чтобы ты ревновала, потому и пригласил цыган. Мне хотелось увидеть, растопит ли их музыка твой ледяной панцирь. Честно говоря, я уже начинал думать, что в твоих жилах застыл лед!
