сон.
— Это все мамины травы, — подумала Оливия, — рана затягивается с каждым днем.
Бесси предлагала подменять Оливию по ночам, но у нее было слишком много работы днем и Оливия отказалась.
Обычно она проводила у постели герцога первую половину ночи, а в два часа ее менял Хигганс.
Сегодня, проспав почти до десяти утра, она чувствовала себя вполне отдохнувшей. На вид девушка была свежее, не такой изможденной, как раньше. Джерри пересек комнату и, подойдя к столику с напитками, налил себе бокал шерри.
— Как ты мог поступить так безрассудно и заказать мне все эти платья?
Проснувшись утром, Оливия с удивлением обнаружила у себя в комнате целую гору коробок. Когда она открыла их, то увидела новые платья.
Они были такими красивыми и нарядными! У Оливии никогда не было таких дорогих и изысканных вещей.
Ты их вполне заслужила! Ты примеряла их? Они должны быть тебе в пору. Бесси дала мне одно из твоих старых платьев, и я снял с него мерку.
— Прекрасно! Они сидят как влитые! Как тебе нравится то, которое сейчас на мне?
— Ты выглядишь просто очаровательно! — пылко заверил ее Джерри. — Впрочем, ты всегда прелестна!
— Но, Джерри, послушай! Не кажется ли тебе, что это пустая трата денег? Излишество, которое мы не можем себе позволить!
Джерри удобно расположился в одном из кресел.
— Я все обдумал! Когда Ленокс поправится, ему ничего не останется, как смириться с тем, что я натворил. Поэтому, пока есть время, давай радоваться жизни и постараемся также благоразумно позаботиться о своем будущем.
— Вот этого… не надо… делать, — запротестовала Оливия.
— Напротив, именно это я и хочу сделать. И в первую очередь позаботиться о твоем будущем и о будущем Тони и Вэнди. Кое-что я уже сделал! Надеюсь, ты одобришь.
— О чем ты?
— Я написал письмо в Оксфорд и заплатил за первый семестр учебы Тони в колледже святой Магдалены.
Оливия слабо вскрикнула:
— Но… Джерри! Это… же воровство! Герцог обязательно потребует деньги назад!
— Сомневаюсь! Он же не захочет выглядеть как последний дурак и объявить всему свету, какой он скупердяй!
Последовала короткая пауза. Затем Оливия произнесла:
— Не знаю… что и… сказать или… сделать.
— Тогда предоставь все мне. А я, поверь, наслаждаюсь всем происходящим. Сегодня утром я встречался с фермером Хэмптоном, и он очень одобрительно отозвался обо всех моих нововведениях. Разумеется, тех, что касаются его фермы. Все затраты я оплачу сам!
Оливия поняла, что спорить с Джерри бесполезно. За последние две недели он истратил столько денег, что это неминуемо должно привести герцога в ужас, и он обрушит на их головы суровое возмездие. Только вчера они вернулись с Тони из Оксфорда, куда ездили на распродажу лошадей. По возвращении они с триумфом объявили, что купили двух прекрасных жеребцов, причем, один из них шел под первым номером в списке для продажи.
Когда Оливия попыталась упрекнуть их, Джерри возразил:
— Если бы Уильям был жив, он бы обязательно купил этих лошадей! Конюшни тоже пришли в запустение, ведь пока болел кузен Эдвард, этим некому было заниматься.
— Но… что скажет… герцог? — испуганно спросила Оливия.
— Он должен только радоваться, что приобрел двух прекрасных лошадей по вполне приемлемым ценам!
Допив вино, Джерри закончил свою мысль:
— Я знаю, я веду себя в высшей степени экстравагантно. Но это совсем не те безрассудства, которым я предавался в Лондоне! Все, что я делаю здесь, — это на благо хозяйства и людей, которые живут и трудятся в Чэде.
— Я знаю! Но… мои платья…
— Ты тоже входишь в эту же категорию людей и являешься частью Чэда. И поверь мне, я не смог бы разъезжать по окрестностям на прекрасных лошадях в то время, как ты ходишь по деревне, одетая в лохмотья, как цыганка!
Оливия рассмеялась. Несколько парадоксальная логика Джерри убедила ее. И все же… и все же она боялась заглядывать в будущее. Одно она знала совершенно точно — герцог придет в ярость, когда узнает обо всем.
А пока… пока он лежал бледный, измученный и казался совсем нестрашным. Оливия даже забыла, как ужасно он повел себя при их первой встрече и как она возненавидела его. Перед ней был просто молодой человек. И он был тяжело болен, и он страдал… И она нянчилась с ним, как с беспомощным ребенком.
Они проводили долгие часы в разговорах с Хиггинсом, и он на многое открыл ей глаза — на характер герцога и на его прошлое.
— До своего вступления в армию, — рассказывал Хиггинс, — его сиятельство часто бывал дома.
— Расскажи мне поподробнее о его доме, — попросила Оливия. Ей хотелось понять, почему два брата так не похожи друг на друга.
— Его мать была сущим дьяволом, да прости меня господи за такие слова! Сказать, что она была подозрительной — это значит, ничего не сказать. В окружающих, она прежде всего, видела преступников, воров и только и мечтала, чтобы поймать кого-нибудь или уличить в чем-либо. Почему она была такой?
— А бог ее знает. Такой был ужасный характер. Она изматывала всех, кто работал в доме. А прислуга — так та просто стонала от нее…
— А что она делала?
Оливия понимала, что не должна задавать такие вопросы Хиггинсу, что это вмешательство в личную жизнь его хозяина. Но одновременно ей хотелось знать, что сделало герцога таким жестоким и бессердечным, таким законченным эгоистом по отношению к другим людям.
— Слуги говорили, что на кухне она считала крошки хлеба, упавшие со стола, и каждую каплю молока.
Оливия недоверчиво рассмеялась.
— Да, да! — подтвердил Хиггинс. — И постоянно внушала сыну, я сам это слышал не раз, что все люди злы и думают, как бы обворовать их, залезть в господский карман.
— Ей не повезло в браке. Поэтому, наверное, она вымещала все зло на остальных людях.
Оливия сидела у изголовья больного, стараясь удержать его, как только он пытался сделать малейшее движение.
Когда он затихал, она продолжала думать о том, какое глубокое влияние оказала на герцога его мать. Это она внушила ему, что весь мир против него.
Но ведь в армии, в полку все было по-другому! У нее еще не было повода поговорить со слугой об армейской жизни герцога. Но вот вчера вечером, когда они остались одни в ожидании доктора, она спросила:
— А солдаты, которые служили под началом его сиятельства, любили его?
Хиггинс задумался на некоторое время:
— Они боялись его… и одновременно восхищались им. Нельзя было не восхищаться его мужеством.
— Чем они восхищались?
— Герцог был отчаянным, храбрым человеком и вел себя в Индии как настоящий герой!
— Герой? — повторила удивленно Оливия.
— Да! Он спас жизнь двум нашим солдатам, когда они попали в плен! Солдат полка, которыми он
