счастливый человек в мире — ведь я нашел тебя. Ты — все, чего я желал, к чему стремился. Я просто был глуп и не понял этого сразу.
Помедлив, он продолжил с улыбкой:
— Только потом я осознал: ты — все, чего я хочу. Ты совершенно не похожа на женщин, которых я знал.
— Вот поэтому… я и не могу… в-выйти за вас замуж, — проговорила Анита. В ее голосе послышалось рыдание.
— Ты думаешь, я позволю тебе отказать мне? — спросил герцог. — Но прежде объясни причину своего отказа.
Он повернул ее к себе лицом и увидел тревогу в голубых глазах. Сияние ее лица угасло.
— Как ты могла хоть на мгновение пожелать отказаться от меня, ведь ты уже призналась мне в любви?
— Я люблю вас так сильно… что не могу сделать вас… несчастным.
— Несчастным? — спросил герцог. — Почему несчастным?
— Потому что… поймите, я вам… не подхожу… Если мы поженимся, я… все время буду ждать того дня, когда… вы об этом… пожалеете.
Герцог улыбнулся.
— Ты действительно считаешь, будто я раскаюсь в том, что ты со мной? — спросил он. — Я уже сказал тебе, Анита, — я люблю тебя. Никого я так не любил и не полюблю вовек.
— Но когда вы… узнаете меня поближе, вы… будете разочарованы.
— Ты хочешь сказать, — спросил герцог, — что отказываешь мне, потому что твоя внешность не соответствует тем бессмысленным условиям, которые я выдвинул для будущей герцогини Оллертонской?
Анита кивнула.
— О дорогая, драгоценный мой маленький ангел, — прошептал герцог, — пойми, я был напыщенным идиотом, когда думал, что жену можно купить, выбрав ее на витрине.
— Но… вы… так… говорили, — совсем по-детски сказала Анита.
— Тогда я не знал, что полюблю девушку столь очаровательную, столь прекрасную, что она заполнит мое сердце, разум, душу и будет для меня абсолютным совершенством.
В глазах ее вспыхнул внезапный свет, и мгновение она смотрела на него словно из запредельной дали.
Потом она снова отвернулась.
— Я… не смогу… носить ни сапфировую, ни… бриллиантовую… диадему.
Герцог засмеялся теплым, счастливым смехом.
— Это верно, мое сокровище, — сказал он, — поэтому мы закажем диадему специально для тебя. Наверное, венок из цветов? Или ты предпочитаешь маленький нимб, который ты несешь на челе, когда «проходишь, как часовой бессмертных душ»?
Анита рассмеялась:
— Наверное, поскольку я… с вами, я не смогу… взять нимб… с собой.
Герцог улыбнулся ей в ответ:
— Ив преисподней, и на небесах ты будешь со мной. В этом я совершенно уверен.
Он снова обнял ее.
— Больше нет препятствий нашему браку?
— Вы хотели, чтобы ваша жена была высокая… статная… и красивая, как… ваша матушка.
— Но я нашел такую очаровательную девушку, что она пленила мое сердце — впрочем, она и есть мое сердце, и ничто больше не имеет для меня значения.
Анита вскрикнула от радости и спрятала лицо на груди у герцога.
— Я так люблю вас и хочу выйти за вас замуж, — прошептала она.
— Так ты и сделаешь, — сказал герцог. — Сколько бы предлогов ты ни отыскала, я не приму отказа.
— А если я рассержу вас? — очень тихо спросила Анита.
Герцог взял девушку за подбородок и повернул к себе ее лицо.
— Я расскажу тебе, почему я рассердился, — сказал он. — Я был зол, потому что именно ты обнаружила то, что я должен был понять сам: девушка, на которой я собирался жениться, — человек со своими чувствами и желаниями.
Он продолжал, и голос его стал более твердым:
— Когда ты сказала мне, что она любит другого, я был потрясен. Я испытывал отвращение к себе! Ведь я принял как должное, что она станет моей женой независимо от своего желания, только потому, что я герцог! Мне было стыдно за себя, Анита, и моя злоба на тебя была не более чем попыткой спастись от стыда. Но когда ты убежала, я понял, что натворил.
Прикасаясь губами к ее лбу, он сказал очень нежно:
— Я попросил прощения. Обещаю, что больше никогда не буду так говорить с тобой. Ты мне веришь?
— Вы… вы уверены, что вы меня… по-настоящему любите? Может быть, вам стоит… еще раз посмотреть вокруг… Вдруг вы найдете кого-нибудь… лучше… меня?
— Ты думаешь, это возможно? — спросил герцог. — Я хочу, чтобы ты знала, любимая: только из-за моей глупости и упрямства, только потому, что я испорченный эгоист, я чуть не потерял тебя. Я больше не буду так рисковать тобой и своим счастьем. Ты мне веришь?
— Отчаянно… хочу… верить.
— Мы будем счастливы, дорогая, обещаю тебе. Мы все будем делать вместе, ведь столь многое мы воспринимаем одинаково.
Помедлив, герцог продолжал:
— Я знаю, ты вдохновишь меня на то, чтобы я стал лучше. Если ты поможешь мне, дорогая, я буду чувствовать себя не женатым Люцифером, но архангелом, который обрел путь назад, на Небеса — и только благодаря своему маленькому ангелу.
— Вы говорите мне такие чудесные… чудесные слова! — радостно воскликнула Анита. — Если вы на самом деле уверены, что хотите взять меня в жены, то… я хочу… быть… с вами и вечно любить вас!
— Именно так и будет, — сказал герцог, — ибо наша любовь вечна. Даже когда мы умрем, мы будем вместе, и ничто не разлучит нас.
Он говорил торжественно. Такого голоса у него Анита никогда прежде не слышала. Циничные морщины исчезли с его лица, а в глазах больше не таилась насмешка.
Он выглядел совсем иначе, нежели прежде. Анита знала: причиной тому — любовь, та же любовь, которая разливалась по всему ее телу, любовь, что возносила ее к небу.
Она снова увидела луч света, раздвинувший темные тучи, который некогда подсказал ей мысли о Люцифере.
Но она знала: теперь не он падает с небес, а они оба восходят к свету, обнимающему весь мир.
У нее не было слов, чтобы выразить свои мысли, она могла только протянуть к нему руки и сказать:
— Я люблю вас! Я… люблю тебя! Я… постараюсь сделать тебя счастливым.
Герцог крепко обнял ее.
— Ты сделала меня счастливым! — воскликнул он. — Я люблю тебя, мой драгоценный маленький ангел! Ты моя и будешь моей, пока звезды не упадут и земля не перестанет существовать. Мой ангел, ты была ниспослана, чтобы принести мне счастье, которого я не заслуживаю, но которое всегда страстно желал обрести.
— Позволь… подарить его тебе… пожалуйста… пожалуйста! — прошептала Анита, прикасаясь губами к его губам.
Говорить более было невозможно — они только ощущали солнечный свет, ставший частью их обоих, яростно пылавший в них. Свет возносил их все ближе и ближе к горнилу любви, имя которому — Бог.
Примечания
1
