Жившая в нем порядочность, некий идеализм заставляли его возмущаться, когда женщины, твердившие ему о своей любви, издевались и смеялись над своими мужьями.
Он питал отвращение и к таким, как леди Элвинстон, — к тем, кто пренебрегает своими обязанностями по отношению к собственным детям и подает этим детям дурной пример.
Все это вкупе и внушало лорду Сэйру страх перед браком, страх обречь себя на безвозвратный путь, в конце которого — отчаяние.
Теперь, когда все, что он испытал в жизни и что чувствовал, прошло перед его мысленным взором, он вспомнил вчерашний поцелуй в саду.
Всю ночь он вспоминал мягкость губ Бертиллы и трепет ее тела, прильнувшего к нему.
Он понимал, что чувство, охватившее их обоих, было совершенно иным, чем все испытанное им до сих пор.
Бертилла была красива иной красотой, нежели все женщины, каких ему довелось знать.
Между ним и Бертиллой было нечто более глубокое и значительное, чем только желание, которое она возбуждала в нем.
Он чувствовал что-то еще и знал, что оно священно, но не смел облечь это в слово.
Бертилла была очень молода и неопытна, но обладала чувствительностью, порожденной не чисто физическими, а духовными ее свойствами.
Всего несколько недель назад лорд Сэйр и вообразить себе не мог подобных мыслей.
Он дал и получил тысячи поцелуев, но среди них не было ни одного, похожего на вчерашний. Поцелуя, на который Бертилла откликнулась всем своим существом.
Она отдала ему свою душу — дар, какого ему никто не предлагал до сих пор.
В то же время она пробудила в нем давно, казалось бы, угасшее его качество — идеализм.
Он снова ощутил себя рыцарем, способным сражаться за честь дамы и любящим в ней не только земное, но и божественное ее естество.
«Именно это я искал всю жизнь», — сказал он себе.
Казалось невероятным, что оно было совсем рядом — протяни руку и дотронешься, а он осознал свершившееся чудо, когда оно исчезло.
Не сознавая, что он делает, лорд Сэйр встал с кресла и подошел к краю веранды.
— Куда же вы, лорд Сэйр? — спросила миссис Хендерсон.
Лорд Сэйр так погрузился в свои размышления, что совсем забыл о ней.
Теперь, желая утвердить себя в своем намерении, он ответил ей правдиво и твердо:
— Я отправляюсь в Саравак!
Глава 6
Пароход, пыхтя, прокладывал себе путь сквозь ночь, а Бертилла, лежа без сна, думала только о лорде Сэйре.
Снова и снова вспоминала она его объятия, его поцелуй, от которого она вся затрепетала.
Она не чувствовала, что в ее каюте, маленькой и грязноватой, душно и жарко; в эти минуты она даже не испытывала страха перед тем, что ей предстоит.
Она знала, что, покинув этого человека, оставила с ним свое сердце
Она знала, что больше никогда и никого не полюбит, и была уверена, что принадлежит к числу тех женщин, которые любят раз в жизни.
Больше она уже не станет — да и не сможет! — рисовать в воображении будущего мужа, как делала это прежде: отныне и навсегда ее мыслями и чувствами владеет единственный в мире мужчина.
— Я люблю его! — шептала Бертилла.
Она говорила об этом Тейдону; слова не могли выразить всю силу ее чувств.
Поднялась она с зарей; умылась и оделась как можно аккуратнее, насколько позволяла крохотная каютка, чуть ли не до потолка заваленная ее вещами.
Она подумала, что даже толком не поблагодарила миссис Хендерсон за ее доброту и за то огромное количество одежды, которое едва уместилось в трех кожаных чемоданах.
В своем бурном желании уехать она думала только о том, что сама навязалась лорду Сэйру, как справедливо заметила леди Эллентон, и в дальнейшем станет ему обузой.
В Сингапуре лорда Сэйра ожидает не только губернатор и множество важных дел, требующих внимания, но и женщина, которую он когда-то любил.
Женщина красивая и утонченная, женщина, которая возродит то, чему он радовался в прошлом.
Бертилла вспомнила, как та же леди Эллентон не без сарказма назвала лорда Сэйра Пиратом в любви.
Хоть он и отнял у Бертиллы ее любовь и ее сердце, она для него лишь маленькая и незаметная лодочка в сравнении с большими кораблями, какие приходилось ему захватывать в прошлом и каких еще немало ждет его в будущем.
«Он забудет меня, — решительно сказала себе Бертилла, — но я никогда, никогда не забуду его, даже если доживу до ста лет».
Но несмотря на все свои нынешние переживания, Бертилла с захватывающим интересом думала о Кучинге — это был главный порт и столица Саравака, и пароход прибывал туда завтра.
Она вышла на палубу, полную народа. Большинство пассажиров провело здесь ночь. Бертилла обнаружила множество людей разных национальностей, в большинстве малайцев. Они улыбались ей, и девушка отвечала им улыбкой.
Она не могла вступить с ними в разговоры и, пожалуй, даже обрадовалась, когда с ней заговорил седовласый торговец.
Его она совсем не боялась: в обращении этого человека было что-то приятное и почти отеческое по отношению к ней, он ничем не напоминал пресловутого мистера Ван да Кемпфера.
— Это ваш первый приезд в Саравак, юная леди? — спросил торговец.
— Первый, — ответила Бертилла, — и мне кажется, это очень красивая страна.
— Она и в самом деле красивая, — подтвердил тот, — но еще очень неразвитая, с ее людьми трудно торговать.
— Почему?
— Потому что они вовсе не заинтересованы в деньгах. В отличие от населения других стран мира они счастливы и без них.
Бертилла поглядела на собеседника с удивлением, а он продолжал:
— Есть районы, где выращивают ананасы, где строят дороги, но очень трудно втолковать туземцам, что нам нужны их гуттаперча и саго.
— Это все, что вы можете у них покупать? — спросила Бертилла.
— Ну, еще алмазы, ласточкины гнезда, раковины, безоаровый камень, но большая часть населения предпочитает охотиться за головами, а не выращивать то, что мне нужно.
Бертилла вздрогнула.
— Они все еще… отрезают людям головы?
В голосе у нее был такой явный страх, что торговец улыбнулся доброй улыбкой.
— Вы будете в безопасности, — сказал он. — Они предпочитают не трогать белых женщин, но вам следует понять, что охота за головами — часть их жизни. Понадобится много лет, прежде чем белый раджа или кто-то еще убедит их отказаться от этого.
Бертилла молчала, охваченная мгновенно вспыхнувшим и совершенно абсурдным желанием, чтобы лорд Сэйр вдруг оказался здесь и был бы ее защитником, а торговец заговорил снова:
— Когда молодой даяк становится взрослым, то, как бы он ни был хорош собой, окрестные девушки не обращают на него внимания, пока он не обзаведется собственноручно отрезанными двумя или тремя головами.
— Двумя или тремя головами! — шепотом повторила Бертилла.
— Он может петь любовные песни и танцевать военные танцы, — продолжал старый торговец, — но его всегда подстерегает вопрос: «А сколько голов ты отрезал?»
— И что же в таких случаях делают мужчины? — задала Бертилла совершенно излишний вопрос.
— Идут на охоту, — услышала она ответ. — И когда мужчина возвращается со своим трофеем,
