Дональдсона и попросила показать свой счет, который катастрофически уменьшался каждую неделю с тех пор, как она вернулась в Лондон.
«Я оставлю десять фунтов на чаевые, а остальные истрачу», — решила она.
Не было никакой вероятности, что она вернется из Сорренто, — три недели закончатся вскоре после ее приезда туда, а потом деньги ей уже будут не нужны.
Жаль, конечно, что она не расспросила мистера Дональдсона, какие платья ей могут понадобиться в Сорренто, впрочем, откуда он может об этом знать?
Ей было известно, что для солнечной погоды больше подойдут белые или яркие тона — в ее гардеробе почти ничего такого не было.
Но теперь, имея сто фунтов, она сделает все, чтобы выглядеть как можно лучше, — она сделает это для Элвина и будет достойной гостьей на вилле, о которой так прекрасно рассказывал мистер Дональдсон.
Плохо, конечно, что она уже ничего не успеет сшить на заказ. Лучшие платья в Лондоне у дорогих портных шились индивидуально для каждой заказчицы обычно с несколькими примерками, и времени на это уходило от двух до трех недель.
Выходные платья ее матери все были сшиты у портнихи на Гановер-сквер, но это были недорогие платья — жена врача не могла себе позволить быть расточительной.
Марина сначала пошла к Питеру Робинсону на Регент-стрит — там продавались готовые платья.
Она нашла два платья, которые можно было вполне переделать к завтрашнему дню. Очень милые платья, из легкого недорогого муслина и к тому же единственные, которые были не очень широки ей в груди.
— Какая же вы тоненькая, мисс! — сказала примерщица, закалывая складками лишнюю ткань.
— Я знаю, у меня немодная фигура, — улыбнулась Марина.
— Осмелюсь сказать, что вы еще немного поправитесь с возрастом, — утешила ее женщина.
Англия была буквально наводнена силуэтом, введенным в моду американцем Чарльзом Гибсоном. Модные журналы пестрели его рисунками хорошеньких женщин, стоящих с явным наклоном вперед, — это был модный S-образный силуэт Гибсона!
Марина знала, что у нее никогда не будет такого выдающегося бюста и такой изогнутой талии, что подчеркивалось пышной юбкой, а иногда и специально подложенными подушечками.
Марина решила не покупать платьев с высокими воротниками на косточках, в которых многие дамы щеголяли по улице и которые — она знала — были очень неудобны. Она выбрала два платья с мягкими шалевыми воротниками из муслина, одно с бантом на груди, другое — на спине. Это было скромно и — самое главное — без косточек.
«Они бы, конечно же, сильно стесняли мне грудь», — оправдывалась она сама перед собой, чувствуя неловкость оттого, что у нее нет никакого желания быть модной.
Теперь нужно было купить вечерние платья. Вдруг она вспомнила, как однажды в Швейцарии они просматривали с мамой «Журнал для дам» и увидели там очень интересные модели Поля Пуаре.
Внизу было написано:
«Этот французский модельер меняет направление в женской моде, предлагая элегантный струящийся силуэт. Его новые идеи, как и его новая коллекция, произвели сенсацию в Париже и в Лондоне».
«Была не была — посмотрим!» — решительно подумала Марина.
Она знала, что магазин Пуаре расположен на Беркли-стрит, и с чувством полнейшего безрассудства взяла наемный экипаж, вместо того чтобы ехать на омнибусе.
В обычной своей жизни она была слишком робкой и впечатлительной, чтобы отважиться войти в роскошные пределы такого магазина, но теперь, когда у нее не было будущего, она почувствовала вдруг какую-то неведомую ей ранее смелость.
Пусть люди удивляются ее поведению — ей нет до этого никакого дела! Пусть люди критикуют ее — она скоро будет далеко и ничего не услышит! И даже если она сделает что-нибудь совсем уж возмутительное, все будет забыто через три недели, когда она умрет…
Она вошла в магазин уверенно, нисколько не смущаясь своей скромной и совершенно немодной одежды, и попросила показать ей новые модели.
— Мы можем сейчас показать всего несколько моделей, мадемуазель, — холодно сказала ей неприступного вида продавщица. — Новая коллекция месье Пуаре из Парижа будет показана на следующей неделе. А сейчас у нас только платья, выставленные на продажу.
— На продажу! — воскликнула Марина. Значит, это готовые платья, и их могут легко подогнать под ее фигуру.
Никто не сказал ей, как она этого со страхом ожидала, что переделка займет много времени.
Уже потом она подумала, что это было указание свыше — перст судьбы, повелевший ей переступить порог магазина Пуаре.
Как бы то ни было, Марина вышла оттуда с двумя вечерними и двумя платьями для улицы, не считая дорожного костюма.
Она объяснила продавщице, что в пятницу уезжает в Италию, и то ли волнение в ее голосе, то ли ее трогательно юный и беспомощный вид — хотя она отчаянно старалась казаться уверенной — тронули сердце женщины, и она, оставив свой высокомерный тон, вдруг стала очень простой и приветливой.
Чтобы внести в дело полную ясность, она спросила:
— Какой суммой вы располагаете?
— У меня примерно сто фунтов на все, — ответила Марина.
Они вместе прикинули, сколько и на что она может израсходовать. Столько-то на шляпы, но она вполне может обойтись одной, с широкими полями от солнца и только менять ленты, подбирая их в тон платью.
Столько-то на туфли: ей понадобятся белые туфли на день и пара атласных бальных туфель для вечерних нарядов.
Она вполне может обойтись перчатками, которые у нее есть, а все оставшиеся деньги потратить на потрясающие, единственные в своем роде и восхитительные наряды, которые, как заявила продавщица, мистер Пуаре создал словно специально для нее.
Марина узнала, что ему не нравится S-образный силуэт Гибсона. Он любит платья струящиеся, подчиняющиеся какому-то своему ритму, — и как раз такие платья нравились Марине.
Одно было белое, из шифона, другое — бледно-розовое, напоминающее миндаль в цвету.
Поверх платьев накидывались длинные шифоновые шарфы, и все это сливалось в единый поток, струящийся, как высокая трава на ветру.
— Вы смотритесь прекрасно, мадам, просто великолепно! — воскликнула продавщица, когда, наконец, было подогнано последнее платье. — Мы доставим все это вам вечером в среду.
Глядя на себя в зеркало, Марина не сомневалась, что эти платья — лучшее, что было у нее за всю ее короткую жизнь.
Они придали какой-то сказочный блеск ее светлым волосам, заставили светиться ее серые глаза, в которых появились зеленые искорки, и оттенили белизну ее кожи.
— Вы были так добры ко мне, — горячо сказала она продавщице, — я до сих пор не могу поверить, что отважилась прийти одна в ваш магазин.
— Мне было очень приятно, — ответила продавщица с нотками искренности в голосе. — Если бы я еще могла поехать с вами в Италию и увидеть эти платья на вас.
— О, это было бы так здорово! — пылко ответила Марина.
— Ничего, я представляю, как вами будут восхищаться, — сказала продавщица, — и уже это одно доставляет мне удовольствие.
Марина улыбнулась. Она была уверена, что Элвин будет восхищен ею, и очень хотела ему понравиться.
Ей вспомнились его редкие робкие комплименты. А потом она вспомнила самый большой его комплимент — он сказал однажды, что хочет быть вместе с нею, когда его душа воспарит в небо.
И вот теперь ее, а не его душа улетит в неизвестность.
«В Сорренто я взлечу в солнечное небо, а не в темноту, — подумала Марина, — и с Элвином мне будет совсем не страшно».
