Хотя маркиз не мог еще есть всего этого, Гермия подумала, что даже ее отец стал выглядеть менее изможденным, а ее матушка – более прекрасной, потребляя такие хорошие продукты.
На первый же протест миссис Брук, сказавшей: «Я не могу принимать все это от усадьбы», Хиксон ответил:
– Предоставьте это мне, мадам. Это то, к чему привык его светлость, и если он остается здесь, у него должно быть все лучшее.
Миссис Брук понимала справедливость его слов, и когда Гермия увидела огромные персики из теплиц и большие гроздья мускатного винограда, она подумала, что граф, должно быть, случайно вспомнил, каким бедным был его брат.
Ее дядя бегал между усадьбой и домом викария как хлопотливая курица, потерявшая своего особенно любимого цыпленка.
Гермия подозревала, что это Мэрилин уговаривала своего отца настоять на том, чтобы возвратить маркиза в усадьбу; но когда он стал Способен мыслить и говорить, то наотрез отказался от подобного перемещения.
– Мне вполне удобно здесь, – сказал он, – и доктор Грэйсон ясно указал, чтобы я максимально избегал движения, если не хочу повредить своей голове и стать лунатиком!
Странным казалось, что он предпочел маленькую спальню Питера величественному залу, в котором – Гермия знала – он спал бы в доме ее дяди.
Маркиз лежал, глядя на детские реликвии Питера, многие из которых – призы и подарки – висели на стене, и, кажется, ему все это нравилось.
Он вообще ни на что не жаловался.
Когда он окреп настолько, что смог подолгу говорить, то рассказал графу и викарию все, что произошло с ним.
Викарий пересказал все это своей жене и дочери в тот же вечер.
– Это кажется еще более невероятным, чем мы представляли, – начал он, – за исключением того, что полностью согласуется с отвратительной репутацией де Виля.
– Мы сгораем от любопытства, дорогой, – улыбнулась миссис Брук.
– Я расскажу вам все, – ответил викарий, – но, конечно, потребуется время, чтобы восстановить все из рассказов его светлости, поскольку он еще страдает провалами в памяти, и придется подождать, пока он сможет вновь ясно мыслить.
Гермия и ее матушка узнали, что после того как графа отозвали обратно в усадьбу – что, как он знает теперь, было предлогом отвлечь его от маркиза, – последний продолжал ехать один.
Он обогнул край Леса Колдуний, направляясь туда, где, как сказал его хозяин, содержится годовалый молодняк его лошадей.
Маркиз не спешил, и поэтому троим мужчинам, выскочившим из кустов и захватившим его врасплох, не трудно было стащить его с лошади.
Думая, что это разбойники, он яростно защищался, пока они не одолели его и не потащили в глубь леса.
С ними был еще один, выглядевший моложе этих троих, но он не разглядел его как следует. Они прижали его к стволу поваленного дерева.
– Двое из них, – рассказывал он викарию, – были либо иностранцами, либо цыганами, третий же, более образованный, являлся, очевидно, главарем.
Именно этот человек представил ему письмо, написанное на листе личной бумаги маркиза, выкраденной из его дома в Лондоне.
После сильных избиений маркиз с трудом мог прочесть его, по вскоре понял, что это было поручение его тренеру снять его лошадь с соревнований Золотого Кубка на скачках в Эскоте.
Зная, что лошадь Светлячок была фаворитом этих соревнований и не сомневаясь, что с его обычным везением он завоюет Кубок, он отказался подписать письмо.
Однако они начали систематически избивать его, пока, зная, что ему не совладать с ними тремя, он не согласился на их требование и не поставил свою подпись внизу письма.
Как только маркиз сделал это, он ощутил сильный удар сзади по голове, за которым наступила ослепительная боль, и он уже ничего не помнил.
– Нет сомнения, – сказал викарий, рассказывая историю, – что все это было подстроено Рошфором де Вилем по той простой причине, что он владел половиной ставок на лошадь, которая легко выиграла Золотой Кубок, поскольку лошадь маркиза не участвовала в забеге.
– Я думаю, что его ставки были на большую сумму, – заметила Гермия.
– Конечно! – ответил викарий. – Но заговор был подстроен еще хитрее, чем кажется, поскольку владельцы этих ставок выпустили еще одну лошадь, которую расхваливали как лучшую, чем та, которая в конце концов победила!
– Но ведь это незаконно? – спросила миссис Брук.
– Нет, просто неспортивно, – ответил викарий. – Эта подставная лошадка, на которую многие поставили, не получила ни одного из призовых мест, а та, на которую поставили друзья Рошфора де Виля, с легкостью пришла первой к финишу!
– Они получили огромный куш! – воскликнула Гермия.
– Это и было нужно Рошфору де Вилю, – сказал викарий, – но он не был настолько глуп, чтобы приказать наемникам убить маркиза на месте и сразу.
