клуб. - Боже, какие виды! Это сенсация!.. Направь зонд поглубже... - Посмотри, вход в пассажирский блок открыт. - Вижу. Вот они, капсулы! Отлично. Веди зонды, а я к Ханке - сейчас разведчики должны выйти на связь. Шестеро космодесантников тем временем приблизились к модулю 'А'. Ханке, следивший за ними и по экрану внешнего обзора, и по скорректированному зондами голографическому изображению с фигурками людей в масштабе 1х43, словно живыми, неожиданно очень громко, на весь командный пункт, позвал лейтенанта Мо Лау. Тот встал перед ним навытяжку через секунду. - Почему они? Почему именно это отделение? - Они - лучшие, сэр! - Лейтенант, я ведь предупреждал вас! Не так ли? ...Молите бога, Мо Лау, чтобы со Стравинским ничего не случилось.
Борислав был первым у переходного отсека модуля 'А'. За ним в жерло стыковочного аппарата проплыли Марк и Боб Санитто. Трое других космодесантников остались на поверхности модуля. Сиявший оком циклопа матово-белый защитный экран аварийного пульта поддался без труда и исчез в теле люка. Борислав нашел красную клавишу, вдавил ее до упора, но люк, разорвавшись посередине надвое, открылся только наполовину. Зажглось утробно-белое освещение шлюза. Борислав перенес себя внутрь двумя гигантскими шагами, Марк - включив на секунду реверс, точно завидевшая легкую добычу акула-убийца, Боб - не торопясь, сначала внимательно исследовав стенки камеры ('привязанный' к нему зонд - светящийся с тонкими иглами шар размером с добрый увесистый кулак), юркнул следом. 'База, подтвердите данные сканирования', - обратился к крейсеру сержант. 'Подтверждаю. Сканер людей не обнаружил. Вероятность ошибки 2%', - ответил оператор. Разведчики вскрыли второй защитный экран аварийной системы управления: через три минуты в камере стабилизировалось давление. Они вручную отвинтили следующий люк, проникли в рукав пятиметровой длины и в конце его тем же способом открыли последний люк. 'Мы в ЦУПе, база'. Рваные раны на экране внешнего обзора и глубокие шрамы пульта в нескольких местах с вывернутыми наружу внутренностями: бионачинкой, стекловолокном и микропроцессорами, и разбросанные повсюду, поломанные, обрезанные, оплавленные кресла, и, в самом центре, - огромная дыра в полу, в которую был виден серебристый наполнитель электронного мозга, - все свидетельствовало здесь о жестоком бое, когда стреляли из кольтов и лазерного оружия, беспорядочно, наугад, в панике или страхе, или в последней надежде, или в отчаянии. Не было только трупов. 'Здесь был настоящий ад!' - вырвалось у Борислава. 'А потом кто-то занялся каннибализмом. Похоронил в своем чреве весь экипаж с потрохами и отвалил куда подальше...', - зло-иронично заметил, в свою очередь, Марк. 'Не засорять эфир, - вмешался сержант, но затем сам не удержался от комментариев. - ...может быть, они друг друга постреляли?' 'Или один всех, а потом сам себя. В общем, чудесно...', - подхватил Марк. 'Не засоряйте эфир, сержант! - услышали все голос лейтенанта. - Оставьте в ЦУПе двоих. Пусть займутся черным ящиком и попытаются войти в электронный мозг - в нем могла остаться часть информации... - и проверьте тщательнее левое крыло ЦУПа'. В левом крыле аварийное освещение отсутствовало вовсе. Сюда, по знаку Санитто, двинулся Борислав, скрылся в тени и пропал. Его исчезновение вряд ли заметили бы так скоро, если бы Боб Санитто, собравшись уходить и посмотрев на часы, не сказал: ' За старшего Борис!'. Но Борислав молчал. Марк, только что находившийся у пульта, приблизился к Бобу с немым вопросом в глазах, рука потянулась к нейтронному ружью. Сержант остановил его: 'Нет'. 'База, как меня слышишь?! База!!! 'Борис!' Ни база, ни десантник не отвечали. Марк вдруг коснулся плеча Боба, стараясь привлечь его внимание. - Что со связью, Лау? - спросил командор. - Пытаюсь выяснить, сэр. На огромном голографическом панно перед командором было четыре зоны наблюдения: общий план разделенного на модули 'Леонардо да Винчи' - в верхнем правом углу; из него же вырастающий, более крупным планом, попеременно тот или иной модуль - в верхнем левом углу; в нижнем правом был виден модуль 'А' снаружи; и в центре крупным планом разворачивался зал ЦУПа, где десантники в скафандрах все ближе подбирались к серому расплывчатому пятну сумерек левого крыла. Две минуты назад они словно онемели. Лада Корнуэлл, широко раскрытыми глазами наблюдавшая за всем, что происходило внутри и снаружи модуля 'А', кошачьей походкой попятилась к оператору и тихо с ним заговорила. 'Где наши игрушки?' 'У каждого на поясе, - зашептал Стив. - Но если я настрою зонд на прием изображения с них, то придется надолго пожертвовать видом снаружи...'. 'Плевать. Потом перепишем картинку с крейсерских зондов. Там что-то происходит. Мне нужен тот десантник, что скрылся в тени'. 'Уже...', - кивнул Стив. Оба 'прилипли' к своему монитору, оба почти одновременно произнесли: 'Что это?! Черт возьми!' Они видели только яркое серебристое свечение.
31. - На что вы надеялись? - Катрин говорила вполголоса или почти шепотом, смотря не на Алэна, а в сторону люка. Он проследил этот взгляд и ответил: - А вы сейчас? - Нет, правда... У вас не было шансов уйти незамеченным, и если бы вас не взял летевший к нам крейсер, вас взяли бы при высадке в порту Антарекса. Может быть, вы собирались захватить 'Леонардо да Винчи'? Но что дальше? Харон? Да вас арестовало и выдало бы любое правительство... - Итак, крейсер шел за мной... - Я вам говорила - не знаю. Но думаю, что да. - Харон - молодая планета, а, следовательно, в течение еще как минимум одного поколения ее эмиграционная служба будет оставаться благосклонной ко всем, кто намерен связать с ней свою жизнь. Так или иначе, а это осмысленная необходимость - дать приют всем, кто бежит от зажравшегося мира в неизведанное. Отверженные, авантюристы, преступники - чем не источник людских ресурсов для молодых колоний. Вероятно, правительство Харона дало бы санкцию на мой арест или, уж по крайней мере, разрешило бы ищейкам из межгалактической службы безопасности самолично надеть на меня наручники. Но в первом случае никто на практике не пошевелил бы и пальцем, чтобы исполнить приговор, а во втором... Я знаю Харон, как никто другой. Меня бы не достали. - Наверное, это очень небезопасно - жить в молодой колонии среди вседозволенности и беззакония? - Ошибаетесь, мисс. Человеческая жизнь и закон там стоят намного дороже, чем на Земле или на Антарексе. Если хотите, это своего рода исправительная колония, без шансов на то, что вы останетесь 'плохим'. Уничтожьте вы где угодно хоть целый город, но покайтесь - и вам простят. Но не дай вам бог вернуться к прежнему здесь. - Делайте что хотите, но не у себя дома? - До определенной степени. Пока это не несет угрозу интересам колонии. Кто, например, будет торговать с теми, кто дает прибежище пиратам или покушается на святое - сбывает генофонд? - То есть, похитить с другой планеты ребенка - это, по вашим меркам, и не преступление? - Я лишь возвращаю его домой. - Почему я слышала, что вы ему не отец? - Потому что его отец скончался... и я отправился за ним на Землю, потому что я его отец...
Харон точно затаился. Опасность стала стерегущей тенью, как миг неуловимой, как смерть - неосязаемой, как страх - слишком явной, чтоб ею пренебрегать. Харон позволил заглянуть ему в лицо. Он вышел на солнечный свет, на открытое пространство, словно бросая нам вызов. Он казался неискренним, а выбора не было. Его зеленая пыль меня уже не пугала. Я сроднился с ней. И порой завороженно глядел, как ночью маленькая воронка, будто капкан муравьиного льва, за считанные минуты превращается в огромную котловину, где все оживает с приходом дня, где всегда зловеще сияет одинокий голубой глаз водоема, бездонного колодца, где я не мог не искать, хотя бы глазами Арно, зная, что напрасно, зная, что себя обманываю. Котловина исчезала через трое суток, и пыль оставалась надгробной плитой. Зеленая пустыня, похороненные в ней оазисы, зеркальные скалы и горное плато... Харон до какого- то дня мог показаться удивительно однообразным, как лунный пейзаж... До того дня, пока... А началось все ночью... - Я убил его..., - глухо произнес Клод, и я не сразу понял - бредит он, говорит ли во сне или пытается, будучи в здравом уме, в чем-то признаться мне. - Клод..., - позвал я. Платформа тонула в сумерках, и только белый свет широкой полосой по периметру отделял нас от всего Харона. Капсулы Мигеля, Клода и Фредерика чернели силуэтами и казались со стороны древнеегипетскими саркофагами, что обнаружила при раскопках археологическая экспедиция. И, казалось, призраки оживали. Клод медленно поднялся, но замер, оставаясь в капсуле. Я снова окликнул его. 'Я убил его...', - повторил он отчетливее. Я не спал, я стоял на вахте, вернее будет сказано, полулежал, полусидел в кресле дежурного у единственного уцелевшего монитора... Он не слышал меня или слышать не хотел. Я подошел к нему, увидел, что глаза его открыты. ...Я путаюсь. Его глаза распахнулись, едва я оказался рядом. Он вдруг глянул на меня и совершенно дико улыбнулся. От неожиданности я скривил рот в ответной улыбке. - Знаешь, я нашел здесь лес... Вернувшись предыдущим вечером из разведывательного полета, он не сделал доклада на этот счет - он тогда вообще ушел от разговора, сказав коротко: 'Все, как обычно: зеленая пыль и еще раз пыль...'. - Где? - спросил я. Его сообщение мало походило на правду. У нас были десятки тысяч минут слежения на этой планете, мы налетали сотни часов на запад, восток, север и юг, и никогда мы не видели ничего похожего на то, о чем он сейчас свидетельствовал... 'Где?' - спросил я. Он не ответил. Я повторил вопрос. Он промолчал. И вдруг я понял, что Клод спит. Спит с открытыми глазами. Спит и говорит со мной во сне. 'Он хитрит... Хитрит...', - ужом пробралась в мозг странная холодно-скользкая мысль. А Клода будто прорвало: он говорил сначала шепотом, потом голос его набрал силу, потом слился в единоутробный непередаваемо- тяжелый монотонный гул часто бьющегося о наковальню молота. Но это были лишь обрывки фраз его
