- Витя, - голос Зои стал совсем тихим, - с тобой что-то делать надо. Тебе обследоваться надо.
Панаев уныло посмотрел на ссутулившеся отражение:
- Слушаюсь, Монроз. Завтра пойду.
- Витя, не смейся. Я серьезно.
- И я серьезно. Смотри свою третью серию.
- Витя, будет плохо - звони. Целую.
- Взаимно.
Он положил трубку и пошел к своим газетам. В окнах соседнего дома трепетал потусторонний свет - там шла третья серия. В городе было тихо.
*
[Текст рассказа 'Что-то происходит?..' - сон-видение Панаева].
И зазвенело, зазвенело... Задрожало и рассыпалось, словно разбили огромное зеркало. Исчезло.
Панаев вскочил с дивана - с шелестом упала на пол газета, - бросился почему-то к балкону, потом, сообразив, в прихожую. Телефон не успокаивался.
- Да?
- Привет, Витек! Славик. Слушай, глянь мой 'Дженерал'. Не пашет, понимаешь, цвет пропал, а тут Боря кассеты из Одессы приволок. Сплошное новье! Заскочи, а? Или нет, лучше я к тебе. Завтра заскочу на работу, лады?
Панаев молча соображал.
- Витек, спишь?
- Есть ли в этом закономерность? - медленно произнес Панаев. - Стена и огни.
- Ты что там, бухаешь с кем-то? Все, не мешаю. Так я заскочу завтра после обеда, глянешь на аппарат. Идет?
- Идет, - бесцветным голосом ответил Панаев, так ничего и не сообразив.
- Все, салют!
Он вернулся в комнату. сел в кресло. То, что привиделось ему, происходило действительно с ним. Это был не сон, он находился в самой настоящей реальности, и все знал о себе, знал все свои мысли и чувства, он действительно жил той, другой, жизнью, где была совсем другая, не похожая на эту, комната, и совсем другое кресло, и книжные полки, которых нет и не было здесь, где он думал совсем о другом, о чем никогда не думал здесь. Это было с ним - и в то же время это никак не могло быть с ним, потому что никогда в жизни не знал, не ощущал и не переживал он ничего подобного, и слышать не слышал о планете Анизателла и каких-то галактических Странниках. Но как же реален, отчетлив и ярок был тот, другой, мир с табачным дымом (а он никогда не курил!), книгами на столе - Пруст, Мильтон (а он никогда не видел и не читал этих книг!), зелеными огнями на гигантской стене, каким-то двойником - и он, Виктор Панаев, чувствовал себя в этом мире как у себя дома, хотя что-то где-то и бунтовало, и возмущалось, и трепетало от недоумения...
Да, он тоже читал, хотя и без всякой системы, все, что попадалось под руку в библиотеке, недавно вот проштудировал 'Одиссею'. Гомер говорил о двух воротах для вступления снов: лживые, несбыточные приходили через ворота из слоновой кости; те, что сбываются - вылетали из роговых. Но его-то сны появлялись совсем из других, третьих, ворот. Они были снами-воспоминаниями. Воспоминаниями о том, чего с ним никогда не происходило, да и не могло происходить. Они были отражением какой-то другой жизни, которая казалась жизнью его, Панаева. Или не казалась?
Слегка кружилась голова. Кресло словно покачивалось, что-то сыпалось с легким шорохом, и как будто сгущался туман...
*
[Продолжение рассказа 'Что-то происходит?..'].
И еще появился кто-то без лица. Был какой-то разговор, но смысл слов тут же терялся, и нельзя было ничего вспомнить, удержать, в свете фар роилась всякая крылатая мелкота, за указателем дорога свернула направо, навстречу зареву, и оборвалась черной ямой. Он попытался закричать, собрался с силами, выдавил из горла стон - и разлепил тяжелые веки. Барсик, встав на задние лапы и положив передние на край дивана, настороженно смотрел на него зелеными немигающими глазищами.
- Дай воды, - слабым голосом проговорил Панаев. В полутемной прихожей, куда почти не достигал свет бра, ему почудился двойник. - Ему тоже.
И уснул, погрузившись в кромешную темноту и тишину.
*
В среду Панаев поехал на работу троллейбусом. Он не решился садиться за руль 'Москвича'. Он боялся всего: боялся обморока, который мог приключиться в пути, боялся, что проявится еще какая-нибудь скрытая способность, боялся, что сходит с ума, что все эти ночные видения сигнализируют о начале психического заболевания.
'Может быть, вот такое и видится сумасшедшим? - думал он, прижатый к поручню на задней площадке переполненного троллейбуса. - Просто я этого не знаю, а врачи-то должны знать. Но в состоянии ли сумасшедший знать о своем сумасшествии?'
Он мог направиться в поликлинику прямо из дома, предварительно позвонив на работу и предупредив, но расчетчики ждали 'Файрэро', у них начиналась самая запарка, а на доводку последнего блока ему хватило бы полчаса. Отличным самочувствием Панаев похвастаться не мог, во всем теле была какая-то вялость, но голова не болела и не тошнило. 'Привыкаю, что ли?' - еще раз подумал он и поежился. Никакими экспериментами он заниматься больше не собирался - кто знает, может быть он в состоянии вызвать землетрясение или закинуть человека на околоземную орбиту? Это, конечно, казалось ему невероятным, но за последние двое суток у него несколько изменились представления о невероятном.
Вахту в вестибюле несла тетя Тоня. Она выдала Панаеву ключ от 'аквариума' и, дернув головой, сказала почему-то осуждающе:
- Вас гражданочка дожидается ни свет ни заря.
Панаев обернулся. В одном из кресел, окружавших кадку с пальмой, сидела, закинув ногу на ногу, незнакомая девчушка в джинсовом брючном костюмчике, длинноволосая, в меру накрашенная и очень миловидная. На колене ее лежала сумка с множеством закрытых на 'молнии' карманчиков. Панаев с сомнением взглянул на неприветливую тетю Тоню.
- Вас, вас дожидается, - закивала вахтерша.
Панаев направился через вестибюль и девчушка поднялась ему навстречу, перекинув сумку через плечо.
- Корреспондент 'Молодой смены' Людмила Ермоленко. А вы товарищ Панаев?
- Та-ак, - безрадостно протянул Панаев. С распространением
информации в их фирме, судя по всему, дела были в полном порядке.
А я думал, 'Л. Ермоленко' мужчина. Это ведь ваша заметка о
светящихся объектах?
- Моя. Вчера мне сообщили о вас любопытнейшие вещи и я решила прямо
с утра.
'Ну да, НЛО, ясновидцы, экстрасенсы и прочая - такая вот
специализация', - подумал Панаев, а вслух сказал:
- Видите ли, товарищ журналист, я не нуждаюсь в рекламе.
В глазах девчушки вспыхнул профессиональный интерес.
- Значит это правда?
Панаев развел руками:
- Судя по результатам моих действий - правда. Но она мне совсем не нравится.
- Понимаю. Ощущение отторженности от других, собственной, скажем за неимением лучшего термина, патологичности, нежелание оказаться в центре всеобщего внимания, сомнения в отношении здоровья.
Панаев присмотрелся к ней повнимательней. И вовсе она была не девчушкой, а просто молодой миловидной женщиной.
- Вы правы. И к врачу я собираюсь прямо сегодня.
- Что-то беспокоит?
