песню, которую написала твоя рука, придумал твой мозг. Не был бы вправе уважать себя, если б допустил, чтобы друга, брата били 'на Болоте' (*4) бичом, а потом повели в цепях Владимирским трактом.
...На город сыпала совсем не февральская, какая-то гнилая морось пополам с желтым снегом. Вдоль гор тянулись проезжие дорожки, и на них стояли лужи цвета мочи, глубокие, со снежной кашей.
С поезда почти никто не сошел. Да и кому было ездить в такую погоду? Дела подождут до сухих дорог, а теперь сиди, брат, у печки.
Возле пустой стоянки извозчиков они стояли только вчетвером. Впереди, словно чужие, Мстислав с Кондратом. За ними - Алесь с Кирдуном.
- Ставь кофры [сундуки с несколькими отделениями (франц.)], хамская морда. - У Мстислава смеялись глаза. - Схлопочешь ты у меня.
Он изводил так Когута всю дорогу... Тот лишь засопел.
В черном пальто, в лосиных перчатках и сверхмодных ботинках, Мстислав был куда как хорош - ни дать ни взять европеизированный купчик из богатых таганских недорослей [Таганка - место в Москве, где жили купцы]. Алесь только посмеивался, глядя на него.
- К Макарию на ярмарку едет, с-сукин сын, - слов но о чужом, сказал Кирдуну Алесь. - Певичек будет там в шампанском купать - в редерере, пять семьдесят бутылочка. Х-хам.
У Мстислава еле заметно дрогнули от смеха плечи.
- Слушай, Мстислав, - уже серьезно сказал Загорский. - Вы сейчас с Кондратом поедете первыми. Остановитесь в гостинице 'Дрезден', на Тверской площади... Возьмешь трехкомнатный номер с отдельной комнатой для Кондрата. Ты же миллионер, купец.
- Черт побери. Никогда не думал, что подражать дурным манерам так трудно.
- Привыкнешь... А мы с Кирдуном поедем в торговый центр. Остановимся там в номерах при Новотроицком трактире... Я сразу же пришлю Кирдуна даст знать, какой у нас номер.
- Не понимаю, зачем это, - сказал Кондрат Когут. - Сразу дробить честную компанию.
- Я т-тебе дам компанию, хам, - сказал Мстислав. - Знай свое место. Ты - слуга и никакой мне не компаньон.
- Так надо, Кондрат, - сказал Алесь. - Наш трактир на Ильинке, в самом торговом центре. Андрея повезут не раньше, чем месяца через два. За это время я должен наладить связи с торговцами. И не только легальными, но и подспудными. Придется изучить весь потайной рынок, стать там своим человеком.
- Ну и что?
- Это не то, что купить ружьецо на ковер над кроватью, - сурово сказал Алесь. - Нам все же нужно две тысячи ружей, столько Же холодного оружия, да железа для кузницы, да бумаги, потому что у Кастуся срывается дело.
- Можно было и ближе купить, - сказал Мстислав. - Бумагу - в Добруше, на паскевичевской мануфактуре. Оружие - где-нибудь в Польше или в Риге.
- Ага, - иронично сказал Алесь. - Там, где следят... Нет, брат, если покупать, то там, где об этом и не подумают, в самом логове... Даже и здесь будет опасно. Так я вас подводить не буду... Если что со мной случится - сами освобождайте Андрея.
- А ты? - спросил Кондрат.
- Я выпутаюсь... Слушайте, что надо делать. Его, конечно, привезут в Бутырки. Заведи, Мстислав, знакомство с людьми. Постарайся загодя подкупить палача, чтобы бил со снисхождением.
- Неужели будут сечь? - спросил Когут.
- Обязательно будут, Кондрат... Так вот, с Болотной или Сенной площади их повезут на Рогожскую заставу, откуда начинается Владимирка. Как только точно узнаете, что и как, зовите хлопцев. Постарайтесь напасть на этап где-нибудь недалеко за городом... Вот и все... Выяснится, что я устроился надежно, что нету измены, что за нами никакого хвоста, - я присоединюсь к вам. А пока сидите тише мышей, не выдавайте себя без надобности.
- Где-нибудь в Приднепровье не могли отбить, - ворчал Кирдун. - Шуточки им - на этап напасть.
- Дурень, - сказал Кондрат. - Сам видел, какая охрана была до Могилева и после него. Рота солдат сопровождала этап. Что, напасть да всех друзей так вот, псу под хвост?
- В восстании так и будет, - неожиданно сказал Алесь. - Сам лягу с друзьями, а освобожу хоть бы и последнего косинера (*5).
- Зачем?
- А затем, чтобы люди ничего не боялись, чтобы знали, что друзья не оставят на муки. Такой один, я уверен, в бою четверых стоит.
Он оглянулся и увидел старика в енотовой шубе. Старик - по виду купец из небогатых - тащился к ним по снежной жиже переваливаясь: он подталкивал коленом тяжелый кофр.
- Силенциум, - сказал Алесь. - Внимание.
Все умолкли. Купец дотащился до них и с облегчением поставил кофр.
- Извозчика ожидаете?
- Да, - сказал Загорский.
- Одной компанией?
- Нет. Я вот со слугой, а они - отдельно.
- Жа-аль. - Старик вытирал лоб большим платком. - И куда же это вы, позвольте уж узнать?
- Вы куда, господин? - спросил Алесь.
- В 'Дрезден', - буркнул Маевский.
- Да-с, - сказал старик. - Проезжий, значит. Из купцов?
- Да, - сказал Мстислав.
- По какой комиссии?
- Меха... И закупка перкаля [тонкая хлопчатобумажная ткань, сходная с батистом (перс.)].
У старика было красное лицо, бородка клином и хитрые мутновато-синие глазки. Услышав ответ Мстислава, он растянул рот, и без того большой, будто щель в почтовом ящике.
- Со своих, значит, мужичков теплое сдираете, чтоб в холодное да линючее обрядить. - Он говорил по- русски певуче, как говорит московское мещанство.
- Не ваше, отец мой, дело, - сказал Мстислав.
Старик как бы и не слышал.
- И откуда вы?
- Могилевский, - сказал Мстислав.
Наступила очередь Алеся.
- Мы, оказывается, из одних краев, - мягко сказал он Маевскому. Надеюсь, если мне понадобится, я найду вас?
Мстислав подал ему визитную карточку.
- Шандура Вакх Романович, - прочитал Алесь. - Что ж, мне приятно. Вы из подуспенских Шандур?
- Да, - буркнул новоявленный Вакх.
- Возьмите и мою. - Алесь протянул веленевый прямоугольничек.
Мстислав пробежал по нему глазами и вдруг поклонился.
- Я к вашим услугам, - сказал он. - Какая комиссия, прошу, конечно, извинить?
- Мне нужно три тысячи штук перкаля. Через три месяца, самое позднее. Пусть самого дешевого, но зато самых резких и ярких, самых пестрых расцветок.
- А тип? - с алчностью, таящейся за крайним почтением, спросил Маевский.
- Разнотипные штуки, - сказал Алесь. - Это не оптом.
- Сделаем, - сказал Мстислав. - Сделаем.
Подъехал извозчик. Кондрат разместил вещи, помог Мстиславу сесть, а сам взобрался на козлы.
- Сделаем, - сказал еще раз Маевский.
Лошади тронули.
Какое-то время те, что остались, стояли молча. Все еще порошил мокрый снег, и, несмотря на полуденное время, было темно, как в густые сумерки.
- Бог знает, что такое. - Алесь вытирал мокрое лицо. - Обычно за руки рвут, на части. Только и слышишь: 'пожалте', 'пожалте'. А тут - хоть бы кто.
