Олег пометил все — упаковки, ампулы.
— А как же он ампулы умудрился пометить?
— Алмазом. Нанес царапину на стекло. Взял для этого у жены колечко с бриллиантиком. А потом через Веру скупил большую партию морфина у местных жучков. И в первый же раз попалась меченая упаковка. Сузили круг поисков. Решили проверять медсестер по очереди. Но… Потом Олег куда-то исчез. Не знаю, что он задумал…
— Кажется, я видел меченую упаковку. Из первой партии.
— Где? — мужчина вскочил.
Я внимательно посмотрел на него:
— Не имеет значения. Я могу ошибиться.
— Нет, вы должны, вы обязаны мне сказать!
— Почему вы меня торопите?
— Да потому, что с вами могут поступить так же, как с Олегом!
— А что произошло с Олегом?
— Я не знаю… Но чувствую…
— Мертвый! — старуха вдруг рванулась ко мне, и я увидел, как позеленело ее лицо и встали дыбом волосы. — Ты уже мертвый! Она придет, она пришл-а-а-а!
Мужчина поймал ее сзади за локти, но старуха корчилась и кричала, пока я выходил из квартиры и закрывал за собой дверь.
Я и в самом деле мертвый. Уже много лет. Только никому об этом не рассказываю.
Во дворе я огляделся. Мой старый знакомый в светлом плаще и шляпе с мягкими полями оказался неподалеку, на скамейке рядом с детской песочницей. Я приметил его час назад у газетного киоска.
Чужие отпрыски резвились у его ног.
С трудом удержался, чтобы не помахать ему рукой. Не то, чтобы он был растяпа. Просто у меня на это глаз наметан.
Сажусь в машину и в зеркальце вижу, как малый делает кому-то знаки. Трогаюсь с места, и почти одновременно со мной от бровки отваливают серые «Жигули». Не знаю, связано ли это с жестикуляцией юноши. Но лучше подстраховаться.
Спокойно продвигаюсь к центру, а серая легковушка плотно сидит на хвосте. Случай подвернулся на перекрестке — проскакиваю его на красный свет перед самым носом грузовика и слышу за собой визг тормозов. Финита…
Кто бы ни был в серых «Жигулях», но он слишком боялся потерять меня из виду, и потому рванул следом. А на перекрестке надо быть особенно внимательным. Буду рад, если он отделается только легким испугом и разговором с водителем грузовика. Тому найдется, что сказать.
Машину приходится оставить недалеко от гостиницы, а дальше пробираться проходными дворами. Тут главное — помнить ориентиры. Идея созрела еще в кабинете Сухоручко.
Неплохо будет уточнить в гараже, не содрали ли они с меня за срочность ремонта. Если так, то это чистое надувательство.
Автобус был полупустой, я выбрал место у окна. На часах было без четверти пять. В автобусе висел красочный плакат: «Курение — наш злейший враг». Я порадовался за художника. Красочно и убедительно. Особенно беременная женщина с сигаретой.
— Я вижу, вы плакатик изучаете? Приезжий, наверное? — спросил подвыпивший мужичок с авоськой.
— Правильно борются, — я кивнул. — А то моду взяли — что хотят, то и делают со своим здоровьем.
— Конечно, — мужичок вздохнул. — Только ведь со злом, которое у всех на виду, бороться значительно почетнее…
Люди стали выходить. Автобус завершил свой круг. Мой — продолжается…
Я огибаю выпотрошенные таратайки и в нерешительности останавливаюсь. Не очень-то вежливо прерывать трапезу трех мужчин, даже если эта трапеза состоит из покромсанной вареной колбасы и батареи бутылочного пива.
Но так как один из них, блистающий отсутствием волос, мой давний знакомый — если за точку отсчета принимать день приезда, — я все же решаюсь.
Он замечает меня сразу, как только я появляюсь из-за ржавого автомобильного кузова. Поговорка гласит: «Всегда садись лицом к воображаемому входу и поближе к воображаемому выходу». Он свою часть поговорки учел. Прожевывая колбасу, сделал знак сотрапезникам, чтобы они освободили один из перевернутых ящиков. Открыл бутылку пива и протянул мне.
— Освежитесь с нами.
Я поблагодарил. Сунул руку в карман, вроде за сигаретами. (Но дело было вовсе не в сигаретах. В чем именно — скоро станет ясно.) — Как машина? — осведомился лысоголовый. — Лошадка ваша как новая стала. Мы еще тормоза проверили и шины подкача… — Он осекся и озадаченно посмотрел на того сотрапезника, что сидел с краю. Потом добавил:
— Чего я вам рассказываю-то? Ремонт ведь в присутствии заказчика делали, верно, Валера? Твоя работа…
Крайний сосредоточенно кивнул. По всему выходило, это и есть слесарь Панфилов. Только не нравилось мне, что врут они хоть и без блеска, но очень дружно. Я-то ожидал, что дело придется иметь с одиноким корыстным слесарем Панфиловым. И теперь решил идти напролом.
— Ребята, — сказал я, — что же вы милицию в заблуждение вводите? Машина ведь с пятницы у вас стояла.
Лысоголовый озадаченно посмотрел на меня: -
Какая машина? — На валяйте ваньку, мужики. Моя машина. Ну, использовали вы ее, покатали бабенку по городу, я ж не в обиде. Кстати, я тут хотел пудреницу отдать, она в машине забыла.
Я заметил, что все трое как-то напряглись.
— Давай сюда, я передам.
— Значит, катали?
— Нет, ты ошибаешься, парень, — наконец сказал средний.
— Тогда, — к этому моменту я проиграл в уме ситуацию, — этот, как его — Барин? Или парнишка его?
Наверняка это им не понравилось.
— И про это пронюхал? Не длинный ли у тебя нос, а, дружок? Боюсь, без хирургического вмешательства не обойдется, — сказал, вставая, крайний.
— Посмотрим, — я тоже поднимаюсь. — Спасибо за угощение.
Ухожу, не оглядываясь. Снова лезу в карман. Нет, не сигареты меня заботят, а портативный диктофон, я уже о нем как-то вскользь упоминал. Как правило, я использую его по-пижонски, вроде дневника событий, мысли вслух. Но сегодня, пожалуй, он мне по-настоящему пригодился. И хотя магнитофонная запись — доказательство не слишком надежное, Сухоручко, я надеюсь, она понравится. В смысле понимания ситуации. У него в кабинете, наверное, они были бы поосторожнее.
— Стой, парень, — слышится за спиной.
Они уже успели прийти в себя. Форы у меня метров десять. Но автомобильное кладбище достаточно обширное, до ворот раньше их я не успею. Тем более в беге никогда не бил рекордов — не мой вид спорта.
Больше всего я опасаюсь подсечки сзади, и потому резко сворачиваю в щель между ржавыми кузовами и мчусь к строительному фургончику, который возвышается над озером мертвого железа. Если дверь в него открыта — им придется здорово попотеть, прежде чем меня оттуда выколупнут. Если нет — хоть плачь.
По дороге успеваю сбросить диктофон внутрь покореженного запорожца у самого вагончика. Прямо
